В чистилище тепло от множества свечей. Приглушённый свет расслабляет, настраивая на медитацию. От умиротворяющей атмосферы начинает клонить в сон. Поднимаю голову вверх и замечаю, как красиво украшен храм ветками клёна. Листья переливаются от багряного к ярко-жёлтому, живописно свисая с потолка вместе с веточками рябины.
Сейчас середина осени и мой храм украшен пёстрыми цветами и даже имеет лёгкий запах промозглой мокрой травы. Деревья рядом со зданием покрыты мхом, и на некоторые я просила Рэя повесить кормушки для птиц.
Трещины и зуд на коже не дают покоя уже несколько дней, раздражают. Тёмные линии ранят и покалывают от кончиков пальцев, разветвляясь еще выше с каждым днём. Разворачиваясь лицом к выходу из чистилища, я опускаюсь на колени.
С протяжным скрипом открылась дверь, и тонкая полоска света едва коснулась меня. Её луч остановился как раз у грани углублённого кольца с песком, в котором я нахожусь.
Лёгкой поступью ко мне идёт служитель. Его многослойное кимоно развивается при походке, открывая сзади пару белых, пушистых хвостов. На кончиках красивым окрасом багровеют красные кисточки меха. Ёкай держит в руках увесистую книгу для очищения от кэгарэ.
Помещение наполнилось терпким запахом лимона и мяты. Его рука мягко легла мне на голову, слегка направляя и укладывая меня на белый песок. Я поймала его взгляд – такой яркий на контрасте свечей и приглушённой обстановки. Словно янтарный мёд, собранный на пасеке, цвет его глаз искрился в бликах свечей. Красные мазки, обрамляющие нижнее веко, стремятся к вискам. Зрачки узкие, как у хищника, смотрят изучающе, проникая глубоко в душу.
Оттягивая момент очищения, я заглядываюсь на его улыбку. Не торопясь рассматриваю мягко открывающиеся белоснежные клыки. Мои мысли прерывает его бархатный голос:
– Тебя долго не было.
– Жрицам тоже нужно покидать свою обитель, – лисьи уши Рэя едва заметно шевельнулись, стоило мне ответить ему с усмешкой. Этим он всегда показывал свое недовольство в ответ на мое самоволие.
Я прикрываю глаза, вдыхая побольше воздуха. Словно в первый раз моё тело охватывает жар, как в лихорадке. Напряжение растёт и меня мутит, а пальцы на ногах немеют, будто в помещении лютый холод.
Тишину нарушает гэта, стуча по каменному полу. Пройдя половину круга, лис остановился и приготовился к обряду. Я прислушиваюсь к шелесту страниц над головой, улавливаю его глубокий вздох. Мурашки покрывают моё тело, стоит услышать томный голос темноволосого кицунэ. Эхо расползается по комнате, я чувствую, как трепещет моё сердце, как расслабляется тело.
– … и чистая Луна, взошедшая над городом, под шум лисов и птиц. Взойди на озеро, коснись гладкой поверхности босыми ногами – очисти их…
По телу проходит приятная волна тепла. Слушаю каждое слово и отпускаю все проблемы и злобу, что накопились в моем сердце. Позволяю богине Аматэрасу очистить меня, напитать силами и душевным спокойствием. Великая Аматэрасу…
Богиня даровала мне самого молодого из ёкаев. Когда он принимал меня из купели, ему исполнилось шестнадцать. В то время еще рано было ставить мне метку, благодаря которой наши узы стали бы прочнее, и лис мог забрать меня в храм. Поэтому, до десяти лет я жила лишь одними сказками и мечтаниями о том, какой он – мой защитник. Мама не хотела посвящать меня в историю происхождения этого ритуала, но каждый раз рассказывала, что это большая честь и удача – быть на шаг ближе к божеству. Особенно это чтилось у крестьян: у каждого ребенка в семье был хранитель, но не каждому было под силу выжить после соединения с ним.
Подготовка ко встрече с ёкаем ускорилась, когда мне исполнилось двенадцать. Никто не мог предвидеть, когда он заберёт меня.
Ранним утром, когда солнце только начало появляться на горизонте, я почувствовала вкус лимона на языке и скривилась. Поднявшись с футона, я потёрла глаза и стала вглядываться в сумрак комнаты. Несмотря на то, что сёдзи закрыта – в комнате стоял холод. Тело непроизвольно покрылось мурашками, как будто на дворе стояла зима, а не середина осени. Я огляделась, ловя нотки мяты в стороне комода.
В правом углу, ближе к окну, стоят полки с книгами и рукописями. Мама учит меня каллиграфии, покупает мне книжки с историей нашего острова. Обучает меня этикету и особому поведению при общей молитве.
Каждое утро я принимаю ванну, готовлю завтрак вместе с мамой. Уже ближе к полудню, когда братья идут на рыбалку с отцом, я расписываю свитки. Вывожу каждую чёрточку, стараюсь соблюдать нужный наклон.
К обеду уже возвращаются мальчики с уловом. Рыба в нашем районе самая лучшая. Чистая вода с гор спускается к нам и обрамляет наш город Мисацу и южную сторону. За трапезой папа хвалит улов и мальчиков, с блаженством поедающих третий ломтик рыбки.
Рядом расположился чайный столик с вчерашним заваренным чаем и парой тайяки. Напротив, меня дверь в ванную комнату, а слева стоит комод. Взгляд падает на тусклое свечение от благовоний: судя по всему, их зажгли не так давно, и комната не успела полностью впитать кисло-сладкий запах. Страшнее стало от осознания того, что их не было никогда в нашем