Операцию на ноге проводили под местной анестезией. Я лежала, изнемогая от боли, хотела умереть. Кожа на ноге из-за отёка и гноя стала настолько тонкой, что врачи сказали, что она вот-вот лопнет, и тогда не понадобится скальпель. Клара взяла фотоаппарат и стала, как клоун, развлекать меня: фотографировала меня, фотографировала мою ногу, танцевала, пела, читала стихи, прыгала – она всеми силами старалась отвлечь меня от боли.
Пока она развлекала меня, врачи оперировали, и адская боль заглушалась любовью Клары, её стараниями. Мне было стыдно не поддерживать её усилия, и через боль я даже пыталась улыбаться ей, чтобы она почувствовала, что её старания не напрасны.
Благодаря заботе Клары и целеустремлённости армянских врачей, не желавших подвести коллегу, они делали всё возможное, чтобы сохранить ногу!
На следующий день Антуан пришёл ко мне в больницу – это был самый счастливый день после землетрясения. Я испытывала такую радость от того, что рядом родной человек, что нога цела, что я снова смогу ходить!
В тот момент я поняла, что можно сломать систему, и при этом не сломаться самой!
Ведь в Италии все врачи-профессионалы в один голос советовали остаться и спасти ногу, но по их вердикту «спасти» означало ампутировать ступню»…
***
После больницы жизнь постепенно вошла в свою колею, хотя всё было не так, как раньше. Не хватало еды, одежды, света, тепла, общения…
Всё стало не просто непривычным, а необходимым минимумом. За всё это время помощи семье Эльмиры не доставалось…
Все новые вещи получали те, кто не пострадал от землетрясения. Как и всегда, богатые получали больше – люди с влиятельными связями, те, кто даже не пострадал и находился в другом городе, в частности, в Ереване. Именно там распределялись платья, костюмы, шубы и тому подобное. Поношенное доставалось бедным.
За всё это время Эльмира и её сестра получили только одни новые кроссовки; их счастью не было предела – они потом носили эти кроссовки долго и с удовольствием!
***
«Постепенно возобновились занятия в школах. Называть это «хождением в школу» – слишком громко. Мы просто собирались в палатках, и нашей главной задачей было выжить в этом холоде. Кто как мог: в каких-то тряпках, старой обуви… всё, что могло хоть немного согреть наш импровизированный класс.
Первые месяцы, первые годы были самыми трудными. Вместо уроков все делились своими историями, а я, как всегда, не хотела рассказывать о своей боли.
После встречи в больнице я больше не видела Антуана. Он был сильно занят организационными делами, и я всё время скучала по нему.
Общаясь с Антуаном, которому на тот момент было 26—27 лет, я узнала, что многие юноши и девушки в его