Пришедшие посмотрели и сразу поняли всю серьёзность ситуации – нога сильно распухла и посинела. Они вызвали скорую помощь. Со мной поехал переводчик. В госпитале меня сразу госпитализировали. Переводчик переводил всё, что говорили врачи.
Они были потрясены состоянием ноги и предложили немедленную операцию, так как началась гангрена. Они объяснили, что нужно ампутировать нижнюю часть ноги прямо сейчас, иначе придётся удалять гораздо больше. Я сказала, что не могу лежать здесь, завтра дети улетают в Армению. Врачи ответили, что позовут мою маму, я полежу здесь, мама будет рядом, и они всё сделают. Обещали потом поставить современный протез, чтобы и незаметно было, что это не моя нога, и полностью восстановят её. Они настаивали, говорили, что в Армении нет таких возможностей.
Представив, как мама будет ждать меня в аэропорту, как самолёт приземлится, а она меня не увидит среди других детей, я поняла, что она этого не переживёт. Она только что похоронила моего отца и брата. Если она узнает, что я в итальянской больнице с ампутированной ногой, её сердце не выдержит. Я не могла согласиться на операцию.
Врачи пытались меня уговорить, но безуспешно. Я очень переживала за маму, и на следующий день мы должны были лететь домой.
Мой отдых за границей оказался печальным. Я не испытывала радости, и боль лишь усилила мою тоску.
Спускаясь с трапа самолёта, я чувствовала себя ужасно и совсем не могла ходить. Нога была так распухшая, что казалось, вот-вот лопнет, как надутый шарик. Кожа стала тонкой, тоньше бумаги.
Я собрала все оставшиеся силы и заставляла себя идти ровно, чтобы мама издалека не заметила, что я хромаю, и чтобы хоть немного сократить её страдания. Я шла и видела, как мама и тётя Валя ждут меня. Я улыбалась им, но с каждым шагом чувствовала, что вот-вот потеряю сознание.
Я подошла к ним, обняла и упала без сил. Мама и тётя Валя не понимали, что происходит. Я показала им ногу, они растерялись и стали суетиться, вызвав скорую помощь. Привезли меня в ортопедическую больницу Еревана, но там нам отказали – шёл ремонт, мест не было. Нас отправили в другую больницу. Дядя Манвел, тётя Валя и мама были очень взволнованы. Они останавливали проезжавшие мимо машины (такси тогда работали как частные извозчики), помогая мне идти, держа за руки. С одной стороны мама, с другой тётя Валя. Мне становилось всё хуже, началась рвота. Когда немного полегчало, мы остановили машину и поехали в другую больницу.
Когда мы подъехали к больнице, мне снова стало плохо. В приёмном покое нам сказали подождать врача. Медсестра ушла за врачом, в приёмной остались только мама, тётя, дядя и я. В этот момент без умолку звонил телефон. Медсестра ничего не слышала, никто не подходил. Звонок не прекращался, и я почему-то точно знала, что он для меня.
Я сказала дяде: «Ответь!», он ответил: «Как я могу? Я не имею права».