ГЛАВА ШЕСТАЯ
Огромный блестящий, словно никелированный «тазик», лежащий во дворе, никак не давал Семёну Морозову покоя. Не смотря на новогоднее застолье и полный дом гостей, он не выдержал, и под видом «сходить до ветру», тайно вышел во двор. Обойдя с фонариком вокруг таза, он осмотрел его гладкие и полированные бока. Где- то в голове он уже набрасывал ту сумму, которая должна была получиться от продажи металла. Щупая со всех сторон внеземной «агрегат», он непонятно, как коснулся странной пластинки. Она слегка отличалась по цвету от всего остального металла и не вызывала никаких подозрений. Пластинка эта вероятнее всего была сенсорным замком и «почувствовала» тепло его руки. Она мгновенно передала эту информацию в недра НЛО и верхняя крышка, скользнув набок, открылась, выпустив облачко белого дыма. Семён не на шутку испугался. Он отскочил в сторону, выронив в снег фонарь. Впервые он увидел такое, чего его мозг переварить не мог. На вид этот таз был похож на молочную ванну с сыроваренного завода. Но то что находилось внутри его, потрясло Семёна до самых печенок.
– «Это что еще за хрень такая»? – спросил он сам себя. Сунув фонарь в зубы, он на четвереньках подкрался к «НЛО». Прямо перед ним крышка вновь зашипела, как змея и наглухо закрылась. Семён опять отскочил от греха подальше, при этом не теряя бдительности.
Страх и любопытство в его душе сошлись, словно два боксера на ринге. Страх бил любопытство, а любопытство уходило в глухую оборону. Как только страх немного стал сдавать свои позиции, любопытство переходило в контратаку, загоняя страх под канаты виртуального ринга.
Семён глубоко вздохнул, стараясь перебороть страх, и крадучись подполз к инопланетному звездолету. Увидев серую пластинку, он привстал и дотронулся до неё. Крышка снова открылась. Долго не раздумывая, Гутенморген проник внутрь. Рампа с шипеньем наглухо закрылась. Страх еще больше обуял Морозова. Его сердце забилось в бешеном ритме, поглощая огромные порции адреналина, который впрыскивался в кровь, словно из дизельной форсунки. Казалось еще мгновение, и оно порвется на куски.
– Э, э, эй! – проорал Гутенморген, – Есть тут кто живой?! Лю – ю – ю – ди, где вы?!
То ли от звука, то ли от присутствия человека внутри аппарата загорелся какой-то непонятный зеленоватый свет, который исходил отовсюду. Он не был ярким, а был достаточно приятным и совсем не раздражал глаза.
Три кресла, обтянутых серебристой кожей, стояли подковой посреди просторной круглой кабины управления. Испытывая сильнейшее любопытство одновременно с нервным напряжением, он набрался духа, и сел в центральное кресло. Что-то внутри него странным образом зашевелилось, и Морозов ощутил, как оно автоматически подстроилось под него. Семён осмелел. Он почувствовал, что его сердце стало успокаиваться.
– «Ах вот ты какой», – сказал он в голос, и поерзал задницей. – А мне нравится – черт, бы тебя побрал…
Из подлокотника жужжа, выкатилась лакированная