– Да уймись, оглашенная, ни при чём тут Варвара, – попытался вразумить жинку мужик, да не тут-то было!
– Ах, Варвара…. Люди! – завопила она ещё громче.
И тут на ее зов откликнулись.
– И у меня скотина рожки откинула…
– И мою ночью Бог прибрал…
Послышались голоса…Вопящая приосанилась, поняла, что большинство на её стороне.
– А каком Боге говоришь, недалёкая, то колдунья Варвара наделала. Мало ей мужиков наших с толку сбивать, в свой гарем завлекать бесовскими прелестями. Теперь она детей извести наших надумала. За скотину взялась…
Простой люд глуп и управляем, а в толпе и вовсе безумен… Так враз и поверили кликуше. Позабыли все дела светлые, деланные Варварой задарма. Сбились тучей жужжащей и стремглав кинулись в лес. Будто кто разум затмил завесою ярости.
– Убить ведьму! – кричали крестьяне, кто чем потрясая перед собой. Они бежали по лесу, стремясь настигнуть в домике ту, что всегда старалась помочь им. Кому заговором, кому молитвой. Красивая молодая ведунья в белых одеждах не отказывала никому…
Солнце, пробиваясь сквозь густую крону вековых дубов, выхватывало из сумрака леса яркие пятна света, играя на листве, будто золотыми монетками. Воздух был напоён ароматом хвои и влажной земли, а тишину нарушали лишь треск ветвей под ногами и крики толпы, истово спешащей на расправу.
Варвара видела их в окно, но бежать прочь и не помышляла. Что она сделала? У нее не укладывалось в голове, что те люди, кто тайком сам приходил к ней, теперь встали толпой против нее.
Да разве она худое что сделала?
Взгляд Варвары, блестящий от слёз и обиды, из мелькания злобных лиц и ощеренных ртов выхватил краснощёкую женщину, муж которой так часто приходил к ней в последнее время мужское бессилие заговаривать. Разве же не для этой пышнотелой крикуньи старалась Варвара… силы свои тратила. Скот, да при чём тут Бурёнка… Ведунья ни в жисть ничего плохого не делала, и вот на тебе… Ведьма… Да если б была она ведьмой, разве позволила бы так себя оговаривать? Махнула б рукой да и разметала людишек по всему лесу, костей не собрать.
А народ всё пёр вперёд, стуча древками над головами. Яростно пыхая в воздух миазмами ненависти, страха и зависти. Во главе собрания та самая крикливая клуша, что ревностью своей, казалось, праведной, и извечной завистью к красоте яркой, женской приговорила соперницу к лютой смерти.
Впереди, за оградой из плетеного прута, стоял низенький домик – крошечный, уютный, словно гнездышко, утопающий в зелени. У окна стояла она, хозяйка Варвара, и нервно теребила подол пышного белого платья. Уголки глаз её, как утренняя роса, блестели, но не от страха, а от невыносимой печали. Она слышала, как доброту её попирают лживые фразы, готовность помочь превращают в грех и во зло.
Крики становились громче, ближе. Толпа, будто стая хищных птиц, с остервенением рвалась к цели. В их глазах не было сочувствия,