Весна в Канныне и другие встречи. Александра Беляева

не ответил. Но через неделю он вышел на поле. Не потому, что надеялся выиграть – а потому, что хотел быть тем, кто хотя бы попробует.

      Сейчас, много лет спустя, он сам стал отцом. Его сын споткнулся на школьной дорожке, упал, не сдержал слёзы. Хансу подошёл, поднял его, смахнул пыль.

      – Видишь? – сказал он, – больно, но ты уже встал. Это главное.

      Он поймал себя на голосе – тихом, как у его отца. И в этом голосе впервые услышал: любовь не всегда говорит громко.

      Кофе на крыше.

      Сеул начинался с шума. Утром – гудками, шагами, голосами из открытых лавок. Но на крыше пятиэтажки в районе Ённам всё было иначе: только ветер, голуби и лёгкий аромат растворимого кофе. Именно сюда приходила Джиён, когда всё становилось слишком громким.

      Она работала в книжном магазине у станции Хапчон. Утром раскладывала новинки, днём варила кофе постоянным читателям, а вечером поднималась на крышу – просто посидеть, глядя, как Сеул зажигается огнями.

      Однажды на крыше оказался кто-то ещё. Юноша лет двадцати пяти, в сером свитшоте и с камерой через плечо. Он извинился, хотел уйти, но она махнула рукой:

      – Оставайся. Это не моя крыша. Просто… моя привычка.

      Он сел неподалёку, достал термос, налил себе кофе. Они не говорили. Город шумел внизу, а между ними стояла тишина – не неловкая, а та, в которой человек человеку не мешает быть собой.

      С тех пор они встречались почти каждый вечер. Не договариваясь, не обещая. Иногда делились печеньем, иногда молчали по полчаса. Но в один вечер он не пришёл. И в другой – тоже. Только через неделю, когда Джиён уже решила, что он просто был прохожим в её временном мире, на крыше она нашла записку.