– Стало только хуже. Гораздо хуже, – продолжил он. Его голос стал тише, приобрел ту особую тональность, которая появляется, когда человек говорит о чем-то, что все еще причиняет боль. – Порой мне кажется, что он не помогал мне, а изучал. Как лабораторную крысу в психологическом лабиринте собственной боли.
Последняя фраза прозвучала с той особой литературностью, которая выдавала образованного человека, скрывающего свой интеллект за профессиональной простотой. Так часто бывает с людьми в профессиях, где эмоциональная открытость воспринимается как слабость – они прячут свою чувствительность за сарказмом или циничными формулировками.
Елена внимательно слушала, её профессиональные инстинкты заострились. В словах Костина она слышала не просто недоверие, а комплексную травму с элементами переноса и диссоциации. После его слов она начала подозревать, что «известный специалист» мог быть Савченко. Эта мысль вызвала у неё мурашки по коже – ощущение, которое психофизиологи называют «пилоэрекцией», примитивной реакцией на опасность, доставшейся нам от древних предков.
– Инспектор, – она наклонилась вперед, чувствуя, как натягивается ткань блузки на груди, и инстинктивно выпрямилась, непроизвольно реагируя на неуместность сексуального подтекста в ситуации. Её тело знало правила социального взаимодействия лучше, чем сознательный разум. – Я понимаю ваши сомнения. Но сейчас речь не о моих методах или вашем опыте. Речь о двух исчезнувших людях и странном совпадении, которое невозможно игнорировать.
Костин смотрел на нее долгим, оценивающим взглядом. Его глаза, удивительно светлые в контрасте с темными кругами усталости, изучали её лицо, словно ища в нём ответы на невысказанные вопросы. В его взгляде мелькнуло что-то, похожее на признание профессионального уважения, смешанное с более личным, мужским интересом, который он тут же подавил – Елена заметила, как напряглись мышцы его шеи, как он на долю секунды задержал дыхание, прежде чем вернуться к профессиональной маске.
Наконец он кивнул и потянулся к телефону с тем особым видом человека, принявшего решение довериться вопреки собственным правилам.
– Мне нужно поднять дело Ани. Посмотрим, есть ли еще связи.
По дороге в архив они спускались по узкой лестнице. Елена шла впереди, остро ощущая взгляд Костина, следующего за ней. В этой простой конфигурации было что-то архетипически значимое – мужчина, следующий за женщиной в подземелье, как в древних мифах о катабасисе, спуске в подземный мир в поисках утраченного. Она вспомнила