Юноша нарочито громко затопал ногами; «весело, нечего сказать». Он осмотрел обе кровати и отметил, что на обеих раскиданы вещи молчаливого игромана.
– Слушай, какую кровать я могу занять? – спросил Арсений, уже не надеясь получить ответ.
Молодой человек проиграл и с тяжелым вздохом навалился на спинку стула. Потом как будто опомнился, подскочил на месте, резко повернулся к незваному гостю и с недоверием оглядел его с ног до головы. Арсений ожидал любого, даже бессмысленного теперь вопроса: «ты кто?», но только не этого полупрезрительного, нарочито равнодушного жеста:
– Занимай любую, я все равно не сплю.
Он снова обратился к экрану и за весь вечер не сказал больше ни слова. Арсений читал как-то о людях, которые ни с кем не общаются и почти не выходят из комнаты, но еще никогда ему не доводилось встречаться с ними в реальности. «Впрочем, будет казаться, что я живу один», – подумал Арсений, засыпая. И в этот момент он услышал нечеловеческий стон: сосед потерпел еще одно поражение и в сердцах повалился на пол вместе со стулом.
…Он сидел, забившись в угол комнаты, и мрачно, безжизненно, совсем не по-детски катал по полу какую-то старую, обшарпанную машинку. Мальчик походил на разочаровавшегося в жизни взрослого, который довел себя до высшей степени апатии. Одно колесико на игрушке обиженно звякнуло и отлетело, завоевав право на самостоятельное существование. Арсений окончательно потерял к ней всякий интерес и прислонился спиной к холодной стене. О чем он тогда думал? Умел ли уже составлять мысли, или этому не учатся, оно приходит само, из ниоткуда? Вспомнил учебник по биологии у двоюродного брата – там было изображение странного какого-то, бесформенного простейшего. Амеба? Что-то вроде этого. Вот и он тогда жил, как эта глупая, несмышленая амеба, покоряясь смутным желаниям, но не зная еще, что такое разум.
– Арсик, ну чего ты там копошишься? – ее появление всегда было эффектным – быстро распахивалась дверь – дребезжали стекла, сервиз – комната наполнялась запахом ярых, приторных французских духов (от них всегда чесался нос и хотелось чихать). Женщина со взглядом Афины – строгим, тяжелым, волевым; тоненькая фигурка, но держится воинственно, всегда выпрямляет спину, расправляет плечи. Подходит, ругает за что-то и тотчас же горячо целует, обжигая затылок. Похожа на летящую стрелу — спасайся, пока не поздно, или готовься принять удар на себя. Она схватила сына за руку и строго покачала головой:
– Почему ты все время возишься с этим старьем и не берешь новые игрушки?
Мальчик не отвечал, потому что и сам не знал, что его так привлекает в этой развалине… да разве вообще привлекает? Просто ему не интересны игрушки; его влечет в мир – заглянуть во все его углы, собрать букет из разных оттенков, с любопытством рассматривать, выискивать, в чем Идея. Он затопал за мамой не потому, что та откроет ему