– Там проверяют, тут проверяют, в самолете проверяют! Луч- ше бы вовремя отправляли!
С какой необъяснимой покорностью мы вверяем свои жизни этим летающим железным машинам! С покорностью и торопливостью.
– Девушка, а девушка!.. Скорей, девушка!..
Стюардесса, держа в одной руке фонарик, внимательно всма- тривается в билет, отрывает от него корешок, записывает что-то карандашом в тоненькую школьную тетрадку и тогда только пас- сажир поднимается по трапу в салон самолета.
Тишина салона. Стеклянные чаши фонарей светят жёлтым светом, как будто в них налили мутной, со ржавчиной, воды.
– Пристегните ремни!
Всхрапы двигателей, дрожь от сдерживаемых тысяч лошадиных сил, плавный рывок, взлёт. Ватная глухота в ушах с набором высоты прокалывается и исчезает. Сначала в одном ухе, потом в другом.
Монотонный гул двигателей.
В иллюминаторе чёрно-синее небо, колючие точечки звёзд. На миг представилось, что с двигателями самолёта что-то произошло. Катастрофа! Паника! Ужас! Крики! Последнее мгновение перед смертью: бледное лицо Женьки; сквозь его «грибоедовские» очки безумные глаза; побелевшие пальцы стискивают ручки кресла…
Раннее утро.
Женька спит, уютно устроив своё длинное худое тело в кресле. Свет жёлтых фонарей в салоне потускнел, стал бледновато-грязным. В иллюминаторе – восход солнца. Словно кто-то полосонул бритвой по синеве горизонта и рана налилась густой кровью. Постепенно эта кровавая рубиновая полоса становится всё шире и шире, рубиновый цвет размывается и становится бледно-розовым. Появляется белый диск солнца. Иллюминатор, будто линза, фокусирует его лучи, и они жгут лицо, шею, пекут сквозь одежду.
– Горы! Кавказ! Там скоро будет Тбилиси!
Самолёт делает один круг над аэродромом и взмывает вверх.
Второй круг.
Третий.
Когда при развороте самолёт клонится набок, в иллюминаторе видны горы, огромное ущелье с ниточкой реки на дне его.
Кавказ подо мною…
Стою над снегами у края стремнины…
Отсюда я вижу потоков рожденье…
…грозных обвалов движенье…
Ещё один круг, и самолёт садится.
Ослепительно светит солнце, искрится под солнцем иней, всё поле аэродрома заросло его беловато-серебристыми иголками.
Неподалёку от дверей багажной камеры пожилая грузинка в валенках, фуфайке и чёрном платке сжигает дощечки от ящика. Костерок горит весело, тихонько потрескивая, пламя его небольшое, но яркое, словно в рисованных мультфильмах.
– Сын и отец едут в автомобиле. Катастрофа. Отец умирает. Сына пытаются спасти. Ввозят в операционную. Входит хирург. Смотрит на пострадавшего и говорит: «Это мой сын».
– Отец погибает не родной, а этот, хирург, родной.
– Нет.
– Сдаюсь.
– Хирург – его мать.
– А-а-а…
«Рафик» тёмно-зелёного цвета.
Кто-то