Кто бы говорил. Ханна глядит на него и не верит, что когда-то шут казался ей огромным, страшным, а от звуков его голоса хотелось зажать уши. Тот бледнел и хирел с каждым днем, но держался. Пытался по-прежнему паясничать, только выходило не очень.
Но Ханне уже все равно. Камню не страшны булавочные уколы. Она равнодушно поворачивается к шуту спиной. Пусть шипит и ругается, сколько душе угодно. Все равно ей ничего не сделает, не посмеет.
Во сне она теперь каждую ночь видела одно и то же: огромное цветочное поле, синие маки вперемежку с белыми. Под ногами – зеленый шелк травы, теплый ветер треплет волосы. Она тоже рядом. В теплой шали с кистями, клетчатом переднике, как у мамы. Девочка льнула к ней, вдыхая родной запах. Отшатывалась, когда холодная мраморная рука касалась ее лица – и просыпалась.
Лунное молоко серебрится на паркете. На небе, прямо над головой у Ханны, загорается звезда. Яркая, с голубоватым ореолом – не она ли привела ее в этот замок тогда?
Девочка дышит на стекло, царапает мраморным ногтем завитки. Порой ей казалось, что у нее и слезы уже стали холодными, как стекло.
Если не открывать глаза, кажется, что все как прежде. На ощупь новая кожа мягкая, как шелковая. Вот только веки заметно потяжелели. Закроешь глаза – и наступает беспросветная ночь, даже если все вокруг залито солнцем.
Лучше уж смотреть на небо. Хоть этого ей пока не запрещают.
Звезда все сияла ровным, мягким светом. Глядя на нее, не хотелось думать ни о чем. Может, и правда сдаться? Перестать сопротивляться, позволить нарядить себя в лунный шелк и присоединиться к тем танцующим парам в парадном зале?
На запотевшем стекле выступил морозный узор, виток за витком начала вырисовываться серебристая вязь. Ханна безучастно смотрела, как из листков показалась прозрачная завязь, раскрылись опушенные тончайшими ворсинками лепестки…
Нет, это не сон.
Мраморная кожа пошла трещинами.. Стало щекотно, словно по рукам забегали муравьи – не сдержавшись, Ханна принялась тереть зудящую кожу, и та осыпалась каменной крошкой. А стоило ей сорвать цветок, распалась на две половинки приросшая к лицу маска – и разлетелась фарфоровыми черепками, ударившись о паркет.
Ханна замерла. Казалось, в доме стало подозрительно тихо. Но из зеркала на нее смотрело ее лицо, прежнее, с широко распахнутыми глазами. А в руке переливался ключ, что откроет любую дверь, пусть даже ту защищают самые темные чары на свете.
Не нужно ждать до рассвета. Нужно бежать. Бежать сейчас!
Тень отца
Цветочный вихрь ворвался в комнату, стоило ей чуть приоткрыть дверь. Ханна едва не задохнулась от обрушившегося на нее света и музыки, что сотрясала весь