– Радибор! – рявкнул он, отбиваясь.
Княжич развернулся, бросился на лестницу, перехватывая меч обеими руками. Он не видел, кто перед ним, не думал, чьё лицо скрыто под шлемом, не искал глаз врага – он бил. Клинок уходил в плоть, разрывая кольчуги, пробивая рёбра. Чувствовал, как металл встречает сопротивление, как тело дрожит, прежде чем осесть на камень. Тёплая кровь хлынула, обжигая руки, стекала по запястьям, заливая рукоять меча, превращая её в скользкий от липкости обрубок. Один пал. Другой. Следующий шаг. Удар. Он не слышал, как кричали умирающие, не слышал рёва боя. Только звон, звон металла, удары стали о кость, стук шагов, топот бегущих.
Он не чувствовал усталости, только глухую боль в плечах от постоянных ударов, от тяжести меча, от напряжения, которое вгрызлось в мышцы и не отпускало. Он продолжал бить. Вниз, в сторону, снова вниз. Кто-то повалился, кто-то хрипел, хватая за ногу, пытаясь потянуть с собой, но он лишь выдёргивал сапог и шёл дальше. Но он видел. Видел, как падает линия обороны. Видел, как Велиград дрожит, как стены теряют силу, как кровь защитников стекает в каменные щели мостовой. Слышал треск ломающихся ворот, видел, как всё, что они держали, всё, что защищали, рушится. Над башнями, где ещё недавно развевались стяги Велиграда, теперь поднимался другой знак. Крест. Белый, вышитый золотом, на алом полотне. Он увидел, как этот стяг затрепетал на ветру, как враги под стенами взревели, как их крики смешались с плачем женщин, с воплями детей, с гулом горящего города.
В тот миг что-то в нём оборвалось.
– Ведань! – он едва слышал свой голос среди рёва битвы. – Они прорываются!
Ведань, покрытый потом и кровью, ухмыльнулся, стоя над телами убитых, вытирая окровавленный нож о край своей рубахи.
– Держи град, княжич. Мы ещё живы.
Но Радибор знал, что это ложь.
Они не могли удержать Велиград.
И всё же он стоял.
И всё же он бился.
Пока не упадёт.
Он видел всё, что происходило вокруг. Воины князя тащили женщин – их лица были бледны, глаза полны ужаса. Дети плакали, пытаясь вырваться, но маленькие руки не могли сражаться с железом. Люди, его люди, умирали. Радибор не мог отвести взгляд. Он слышал стон старика, которому не успел помочь. Он слышал крик женщины, которой уже никто не поможет. Он не мог это остановить. Но он не мог и уйти.
У терема стоял князь Сварог. Вокруг него лежали тела – дружинники Велиграда, павшие, но не покорившиеся. Они сражались до последнего вздоха, и теперь их застывшие глаза смотрели в пустоту, тела осыпаны золой, руки всё ещё сжимали мечи. В крови, в пыли, с оружием в руках. Ступени терема были залиты алым. Щепки впитали последнее тепло умирающих. Сварог держался. В его груди торчало копьё, глубже, чем даже сам князь осознавал. Оно вошло под рёбра, но он не падал. Дыхание было тяжёлым, рваным, но рука всё ещё сжимала меч. Рукоять вытерта до блеска – так держат оружие те, кто уходит, но не сдаётся.
Рядом