– Так, когда тронемся, будет кипяток, приготовьте свои одноразовые стаканы.
– А туалет? – спросила громко одна особа.
– Успокойтесь, и туалет будет. Выводить будем по одной, мадамы, понятно сказал? – растягивая слова небрежным тоном, ответил конвоир.
– А нас? – выкрикнул паренёк.
– Ну не в штаны же будете, и вас выведем, – произнес с сарказмом.
Постукивая колесами, поезд мчался в сторону Самары. В прицепном столыпинском вагоне ехал спецконтингент. Ехали не по доброй воле. Им просто меньше повезло в этой жизни – карма такая.
Постепенно расслабились, и всё же напряженная атмосфера в вагоне сохранялась. Женщины находились в первом и третьем купе. В остальных отсеках располагались мужчины.
Чтобы смягчить обстановку и придать легкость пути, Яна из третьего купе, обращаясь в первое, воскликнула:
– Маша, спой, а!
Маша молчала. Не дождавшись ответа от неё, Яна обратилась к конвоиру:
– Гражданин начальник, мы щас споём, не возражаете?
– Да пойте, мне-то что?
– Ну, в натуре, девчонки, спойте, а, разрешили, – уже нетерпеливо выкрикивал из соседнего купе мужской голос.
– Яна, может, не будем шуметь? – запротестовала Лера, дергая подругу поневоле за руку.
– Мы с ней в одной хате были. Ты знаешь, как она поет, вся тюрьма плакала, – восторженно произнесла Яна.
– Маш, начальство разрешает, пой, – поддерживали её соседки по купе.
Соседки Маши по купе заметили, как на круглом лице черноглазой Маши появилось вдумчивое выражение, и все представили трагическая картину из её жизни.
– У нее 105 статья, тяжелая, убийство. Брата зарезала ножом. Дочь у неё была, приемная. Брат на голову больной. Пьяный полез насиловать, уже не впервой. Так она рассказывала, – заговорщически объясняла Яна всем в купе. – Если раньше она всячески изощрялась, отвлекала его, а в последний раз не пожелала терпеть, не смогла… – Яна вздохнула. – Сама же вызвала скорую и ментов, но уже было поздно. Услышала последние слова брата: «Маша, ты меня всё-таки убила…» А Машка представляете, что ему ответила: «Я тебя убила с любовью…»
Вдруг Маша запела. Она начала так проникновенно петь, словно бросая откровенный вызов своей измученной душе.
Я не ною о судьбе,
Лучшее храня в себе…
Голос её разрывал сердца слушающих на части. Тяжесть содеянного откликалась в душах. Пропетые ею слова песни:
…привыкая к боли ран…
Пронзили острее, чем тот нож, который смертельно вонзился в сердце её брата.
Закат разлился по залу. Слушая Яну, Олег воображал, как сестру везли в столыпинском вагоне в женскую колонию, бывший Спасо-Преображенский мужской монастырь. Без всякой жалости он смотрел на Яну, внутри сознания неожиданно пошли фразы из первой страницы повести «Схимник», над которой начала работать его жена. И вдруг с изумлением сравнил с ней Матвея, будущего монаха,