Казалось, извивающийся змеем Донсо вовсе не слушал Лавгута, но на самом деле всё его внимание было сконцентрировано на нём: король чувствовал это душой и телом.
– Когда нас разлучили – отправили учиться на разные пути становления, мы всё равно нашли способ назначать друг другу встречи. Мы писали зашифрованные письма на особом языке, который могли понять только мы. И знаешь, что я увидел, когда прочитал письмо якобы от леди Кир’Канэс? Я увидел нечто знакомое. Оно, конечно, отличается от слога четырёх мальчишек, но принцип работы аналогичный – суть, сокрытая между строк. Это приказ наложить на себя руки, кой получатель нарушить не в состоянии. И я понимаю, что со мной могли бы сделать то же самое, но мой противник по неизвестной причине медлит. Как будто он хочет внушить мне что-то… Хочет заставить почувствовать страх? Тот, от которого мне не скрыться на улицах под капюшоном? Ни мне, ни моим соратникам?
Орнийский встал с насиженного места и, взявшись за подбородок, окунулся в раздумья:
– Давай рассуждать, Донсо… Судя по твоему общему состоянию и тому, сколько ты в нём пребываешь, Сиграма могли загипнотизировать задолго до начала турнира. Наш гипнотизёр способен внушить что угодно – начертать в разуме жертвы сложнейшие команды, а та даже не будет об этом знать. Смерть хранителя монеты должна была быть прилюдной, красочной и трагичной. Она должна была продемонстрировать доброму народу мою абсолютную беспомощность. Ведь там собрались все… Славные мауторнцы, тсандерцы и даже войтширцы. Одной стрелой все цели сразу. И может показаться, что я уже проиграл, но это вовсе не так. Сегодня Радаманд Морвуд и посол Корсо прибывают в Сангерхъем.