Столик, который в первый свой визит сюда, облюбовала Фазма, оказался пуст и прибран. Рей обшарила его со всех сторон, но нигде не смогла отыскать хоть какие-то письменные принадлежности и бумагу. И, если отсутствие последней можно было компенсировать вырванной страницей из книги, то царапать слова ей оставалось только собственной кровью. Рей отчего-то вспомнилось выражение «на безрыбье и рак – рыба» и она невесело улыбнулась собственным мыслям.
Вероятно, стоило проявить немного благоразумия и убраться из библиотеки до того момента, пока ее здесь не застукает госпожа. Но Рей стояла в нерешительности, не в силах оторвать взгляда от черной лакированной поверхности рояля. Инструмент беззвучно и очень настойчиво манил девушку к себе.
Беды не будет, если ты подойдешь поближе.
Посмотришь.
Притронешься.
Пожалуйста, разбуди меня ото сна.
Пожалуйста.
Она опомнилась только в тот момент, когда пальцы привычным движением откинули тяжелую крышку и повисли над клавишами. Отступать было поздно, она вроде как уже сидела на узкой табуретке перед инструментом, сама не понимая, как очутилась здесь, если еще мгновение назад собиралась уйти. Огромный старый дом отвечал ее тревогам своей тишиной: ты одна, никто тебе не помешает.
Дотронься. Разбуди. Разбуди. Вдохни немного жизни…
Клавиши под подушечками пальцев были холодны, как лед, но с готовностью впитали тепло ее прикосновения. Рей неуверенно погладила потемневшее от времени дерево, и инструмент отозвался ей почти неощутимой вибрацией струн. Он больше не был напористым, теперь в его напряженном молчании скрылась настоящая, искренняя мольба.
Как славно, должно было быть, весной – сидеть на низком стульчике перед роялем и любоваться цветением роскошного сада под звуки легкой, заставляющей сердце сжиматься от счастья и тоски мелодии… Притрагивался ли кто-нибудь в этом доме вообще к спящему, забытому всеми инструменту? Быть может Фазма? Рей оказалось совсем просто представить ее сильные, длинные пальцы, порхающие над черно-белыми клавишами, легко берущими октаву, застывающими в полете во время паузы.
Слышала ли она когда-нибудь музыку? До приюта? Она не помнила. Музыка была запрещена, хотя, казалось бы, что в ней такого плохого? Чем хитросплетенья нот могут навредить чистым умам? И лучше было даже не знать ответа на этот вопрос, чтобы не тосковать об утерянной гармонии, таящейся в узорах звуков.
Пальцы удивительно легко отыскали нужные ноты, словно всегда знали свое место, невесомо