– Ясно.
Никола согнул колени и уткнулся в них носом. Ему впервые хотелось исчезнуть с Корабля. Или же стать настолько большим и сильным, чтобы укрыть остальных под своим крылом.
– Все-то тебе ясно, – ухмыльнулся Лавр. – Мне вот совершенно не ясно, как остановить начавшееся и не дать иномирскому народу поубивать друг друга. Еще и чувство, что отец недоговаривает, с каждым днем крепнет. Но на фоне моей новой беды даже перечисленные меркнут.
– Ты о чем? – У Николы бешено заколотилось сердце: что могло быть еще хуже?
– Мне теперь делить с тобой комнату. А ты чудовищно храпишь. Клянусь, на другом конце Корабля слышно.
Секунду они смотрели друг другу в глаза очень серьезно. А потом, как по команде, расхохотались, один другого громче.
У Николы уже живот болел от смеха, но он никак не мог остановиться. Лавр не отставал. Может, поэтому они потеряли бдительность и услышали приближающиеся шаги слишком поздно. Лавр мгновенно оборвал смех и подскочил, как ужаленный той самой сколопендрой, выхватив свой клинок.
– И тебе здравствуй, – Липа ухмыльнулась. – Ветивер сказал, что вы, должно быть, тут. Встретила его в Куполе.
– Могла бы предупредить, что идешь, – Лавр опустился на прежнее место.
– И лишить себя зрелища твоей умилительной паники? Только запищать со страху забыл, – сказала Липа, пристраиваясь рядом.
– Как же с тобой легко и приятно.
– Я знаю, спасибо.
Никола искоса подглядывал за Липой, пока она продолжала свою шутливую перепалку с Лавром. В его невесте порой, несмотря на ее изящные черты и изысканные наряды, сквозило что-то неуловимо задорное – юркое, смешливое и очень бойкое. Совсем как сейчас.
Они с Лавром однозначно стоили друг друга.
Никола вновь посмотрел на свой клинок – кусок стали, непослушный, бестолковый в его руках. Но рядом с этими двумя он на миг ощутил себя в полной безопасности, словно беды и правда обойдут их стороной.
Никола внезапно почувствовал нестерпимую – почти до крика – тоску по Лючии. Не фоновую непроходящую печаль каждого дня и не отчаяние вперемешку с надеждой первых месяцев ее сна, а невыносимое, острое, болящее. Хотелось, чтобы она сидела сейчас с ними рядом и тихонько смеялась себе под нос. Улыбалась ему, Николе, оторвавшись на миг от вышивки. Пыталась мягко утихомирить Лавра.
Лючия с Липой никогда не ладили – слишком уж были разными. Но сегодня Никола очень хорошо мог представить их всех вчетвером, беззаботно смеющимися над чем-то. Чтобы не было никаких сфер, заговоров, да пусть уж – даже – и Амы (возмущенный всплеск крыльев), а Лючия была. Здесь. С ним.
– Что-то ты приуныл, а? – Липа ни с того ни с сего приятельски подмигнула Николе. – Хотя в обществе Лавра, да с его попытками рассмешить…
– То ли дело твой парад искрометных шуток, – не отступал Лавр.
– Так об этом и речь.
Никола улыбнулся им обоим. И Ама прошептал