Наконец забряцал снаружи засов.
– Ну что, говноеды, пропарились? – гаркнул Скорохват, всей своей разъевшейся наружностью выказывая откровенное презрение к арестантам: – О! А чё не бачу благодарностей? Як известно, после пару свежего особливо тянет на трудовые подвиги! Все выходь на построение!
Выстроившись в колонну по трое, арестанты угрюмым молчанием отмежевались от словоблудия старшины: в лицах каждого – ненависть, в походке – усталость, в глазах – тоска. Старшина весёлым глазом смотрел на молчаливую серую массу арестантов. Потом что-то изменилось в его лице. Какая-то горькая дума тенью легла на обвисшие щёки. Он негромко скомандовал идти в барак. Всю дорогу молчал, утаптывая грузным телом раскисшую землю.
Глава 3
После обеда начался медосмотр. Эта процедура для арестантов означала следующее: каждому присвоят категорию трудоспособности, которая определит будущее заключённого. Когда Сашкина группа вернулась в барак, следующая часть арестантов отправилась в баню. Вошли три надзирателя, не спеша отгородили с правой стороны у самого входа выцветшим куском брезента угол, предварительно разогнав оттуда всех заключённых. Вальяжная сытость надзирателей никак не вязалась с лагерным бытом, где хозяйничали голод, болезни и смерть. Отчего и вся процедура медосмотра напоминала плохо поставленный спектакль.
Общая арестантская масса расщепилась уже на отдельные кучки: группировались в основном по землячеству или по интересам, как, к примеру, бывшие военные, которых объединяло фронтовое прошлое… На данном этапе фронтовиков оказалось всего трое: Огородников, Мальцев – южанин из Ростова, лет на пять старше Огородникова, и Мургалиев – немолодой, с пожелтевшим пергаментным лицом узбек. Расположились они посередине барака, на верхних нарах. В разговоры вступали редко, каждый думал о своём. А какие думы у арестанта? Во сне – про еду, наяву – тоже про еду, и всё это подгоняется неугасаемым желанием отыскать такое место, где можно согреться.
Сноровистые надзиратели выставили за ширмой лавки, получилось вроде нескольких отдельных кабинетов, лишь визуально определявших огороженную территорию.
Перед приходом врачей затопили печь. Многие жались к печке. Огородников слез с нар, попытался протиснуться к теплу поближе. Удалось, но не сразу. Затопили вторую печь, что стояла почти в самом конце барака. Там сидели стайкой, так называемые на зонах, «блатные». Огородников ещё на этапе обратил внимание на эту группу: костяк состоял из четырёх человек, несколько развязных зеков крутились возле них, стараясь примазаться