Дублинцы. Улисс (сборник). Джеймс Джойс

заветных мыслей, химия звезд. Апостольский символ в мессе папы Марцеллия, голоса сливаются в мощное утверждающее соло, и под их пение недреманный ангел церкви воинствующей обезоруживал ересиархов и грозил им. Орды ересей в скособоченных митрах разбегаются наутек: Фотий, орава зубоскалов, средь коих и Маллиган, Арий, воевавший всю жизнь против единосущия Сына Отцу, Валентин, что гнушался земным естеством Христа, и хитроумный ересиарх из Африки, Савеллий, по чьим утверждениям Отец Сам был собственным Сыном. Слова, которые только что сказал Маллиган, зубоскаля над чужеземцем. Пустое зубоскальство. Неизбежная пустота ожидает их, всех, что ткут ветер: угрозу, обезоруживанье и поражение несут им стройные боевые порядки ангелов церкви, воинство Михаила, в пору раздоров всегда встающее на ее защиту с копьями и щитами.

      Браво, бис! Продолжительные аплодисменты. Zut! Nom de Dieu![27]

      – Я, разумеется, британец, – продолжал голос Хейнса, – и мыслю я соответственно. К тому же мне вовсе не хочется увидеть свою страну в руках немецких евреев. Боюсь, что сейчас это главная опасность для нашей нации.

      Двое, наблюдая, стояли на краю обрыва – делец и лодочник.

      – Плывет в Баллок.

      Лодочник с неким пренебрежением кивнул на север залива.

      – Там будет саженей пять, – сказал он. – Туда его и вынесет после часу, когда прилив начнется. Нынче девятый день.

      Про утопленника. Парус кружит по пустынной бухте, поджидая, когда вынырнет раздутый мешок и обернет к солнцу солью беленное вспученное лицо. А вот и я.

      Извилистой тропкой они спустились к неширокому заливчику. Бык Маллиган стоял на камне без пиджака, отшпиленный галстук струился по ветру за плечом. Поблизости от него юноша, держась за выступ скалы, медленно по-лягушачьи разводил зелеными ногами в студенистой толще воды.

      – А брат с тобой, Мэйлахи?

      – Да нет, он в Уэстмите, у Бэннонов.

      – Все еще? Мне Бэннон прислал открытку. Говорит, подцепил себе там одну молоденькую. Фотодевочка, он ее так зовет.

      – Заснял, значит? С короткой выдержкой?

      Бык Маллиган уселся снять башмаки. Из-за выступа скалы высунулось красное отдувающееся лицо. Пожилой мужчина вылез на камни, вода блестела на его лысине с седоватым венчиком, вода струилась по груди, по брюху, капала с черных мешковатых трусов.

      Бык Маллиган посторонился, пропуская его, и, бросив взгляд на Хейнса и Стивена, ногтем большого пальца набожно перекрестил себе лоб, уста и грудную клетку.

      – А Сеймур опять в городе, – сказал юноша, ухватившись снова за выступ. – Медицину побоку, решил в армию.

      – Да иди ты, – хмыкнул Бык Маллиган.

      – На той неделе уже в казарму. А ты знаешь ту рыженькую из Карлайла, Лили?

      – Знаю.

      – Прошлый вечер на пирсе с ним обжималась. У папаши денег до черта.

      – Может, она залетела?

      – Это ты Сеймура спроси.

      – Сеймур – кровопускающий офицер! – объявил Бык Маллиган.

      Кивнув самому себе, он стянул с ног брюки, выпрямился и изрек избитую истину:

      – Рыжие