Как мы говорили, во второй главе рассказывается об эволюции общественных наук, начиная с классической политической экономии. Сейчас же мы вернемся к вере в возможности и собственный интерес, а также к вопросу о том, как эта вера ведет к повальному дерегулированию. Разумно ли предполагать, что один и тот же набор мер по либерализации экономики может оказывать одинаковое воздействие на любую страну независимо от ее исторического наследия и культурного контекста?
Лидеры и отстающие
Если бы мир действительно функционировал согласно стилизованным правилам из учебника по экономической теории, многое в нем было бы иным, в частности, мы могли бы с полным правом ожидать наступления конвергенции. Даже если вначале ситуация в каких-то странах была бы не слишком удачной, освобождение торговли могло привести к выравниванию цен на факторы производства, а возросшая мобильность как труда, так и капитала должна была способствовать улучшению аллокации факторов производства, что привело бы к сокращению разницы в экономической эффективности, богатстве и благосостоянии. Однако если мы посмотрим на то, как развиваются события в реальном мире, мы найдем очень мало свидетельств того, что такая конвергенция действительно происходит.
Глядя на опыт последних двух веков, мы видим два выдающихся паттерна, которые подтверждают наши слова. Первый паттерн – это необычайный скачок развития, по следам которого были написаны такие книги, как «The Rise of the West» («Возвышение Запада»)[71], «The Rise of the Western World» («Подъем западного мира»)[72], «The Unbound Prometheus» («Освобожденный Прометей»)[73], «How the West Grew Rich» («Как Запад стал богатым»)[74], а также «The Origins of Capitalism and the “Rise of the West”» («Происхождение капитализма и “возвышение Запада”»)[75]. Второй паттерн – это неудачные попытки менее успешных стран нагнать Запад, соревноваться с его успехом или даже имитировать этот успех. Такие неудачные попытки породили несколько пренебрежительное выражение «The West and the Rest» («Запад и все остальные»)[76].
В то время как XIX в. был временем колониализма и империализма (факторов, которые впоследствии стали считаться причиной отсталости стран третьего мира), только в XX в. пропасть между богатыми и бедными, или между Севером и Югом, разверзлась по-настоящему. По расчетам Энгаса Мэддисона, еще в 1820 г. средний уровень валового внутреннего продукта (ВВП) на душу населения в тогдашних «недоразвитых» странах составлял около половины аналогичного показателя в развитых странах. Однако к 1998 г. «пропасть в развитии» выросла ни много ни мало в 7 раз. Если сравнить Соединенные Штаты и Африку в этот период, увидим, что пропасть разрослась до достойного сожаления соотношения 20:1 и продолжала расти[77].
Как объяснить эти явления? Перед нами встают две непростые