– Почему она не смотрит на меня?
Они молчали. Им было все равно.
Терри протер лоб носовым платком и сделал вторую попытку.
– Мама, посмотри на меня, пожалуйста.
Лассель подняла тусклые глаза. Даже сквозь затемненные стекла было видно, насколько они красные от недосыпа и усталости.
Короткую вспышку радости, что мать слышит его и понимает, смыла волна разочарования: она смотрела на сына все так же безучастно, как и в зале суда. Терри понял, что страшно устал от этого взгляда.
– Почему ты это сделала? Ты можешь мне сказать?
– Нет, – вот и все, что она сказала.
– Ты хотела что-то доказать отцу? Да пошел бы он… Ты понимаешь, что все кончено? Ты понимаешь, что ты потеряла все… зачем?..
Терри спрятал лицо в ладонях, чтобы не встречаться с ней глазами.
Если мать и собиралась что-то ответить, ее слова потонули бы в шуме, которым наполнился коридор. Но она даже не разомкнула губ. Терри спиной ощутил растущее напряжение, но подумал, что ему все равно, даже если прямо сейчас его выведут в браслетах. Раздался резкий стук.
– Сын Риамен здесь? – спросил незнакомый голос. Мягко и небрежно, будто его обладатель не сомневался в том, что прав.
Терри не обернулся. Он отнял руки от лица и просто смотрел на мать, такую странно незнакомую, искал в осунувшемся лице родные черты и вспоминал, какой она была прежде. Почему-то вспомнился тот день, когда мать познакомила Терри с юной принцессой. Эсстель тогда сказала, что госпожа Риамен так добра к ней, «будто мамушка».
– Здесь, – отрапортовал надзиратель. – Задержать?
Терри сел прямо. Он ощутил на затылке чужой взгляд и с трудом сглотнул. Он чувствовал себя обманутой бесхвостой лисой из детской сказки с деревянной курочкой в зубах. Как вышло, что он сам отдал пушистый хвост за деревянную курочку?
– Отставить. Пусть прощается. Но его величество хотел поговорить с Риамен наедине. Предупредите, что у него меньше времени.
– Я понял! – возвысил голос Терри, не желая слышать это во второй раз. А то ведь достанет ума и впрямь подойти на два шага ближе и повторить.
Терри хотелось вскочить со стула и хорошенько пнуть его, чтобы отлетел подальше. Его последние минуты рядом с матерью превращались в фарс. Должно быть, господин газетчик с большим удовольствием тиснет на последней странице юмореску с каким-нибудь идиотским названием. «Сын Риамен остался без штанов во время суда», например.
Одновременно с этим смысл его вопросов рассыпался, как зола на ветру. Он копил их, оттачивал до бритвенной остроты – и перестал ждать ответа, когда увидел мать раздавленной и потерянной. Подумал, что единственное, в чем они оба нуждались сейчас, – это запрещенные надсмотрщиком объятия…
– Я знаю, что тебе не разрешат писать письма, – через