Какой же теперь Гагарин?
Как только я научилась писать, начала сочинять сказки и стихи. Все дети начинают с этого, но мои родители очень гордились. Стихи были с рифмой и белые, пафосные и лирические. Вот один из пафосных: «Юрий Гагарин погиб. Но память осталась у нас. И улица запамятовалась нам. Но вот проехал трактор. Остались ямки от него. Какой же теперь Гагарин, если он погиб?» Стих, скорее мой первый репортаж, написан не в день гибели космонавта, как можно подумать. Просто отец пришел домой и эмоционально рассказал, что испортили дорогу на улице Гагарина – проехала какая-то тяжелая техника, и наш советский почему-то очень хрупкий асфальт вздыбился. Он возмущался: «Когда асфальт укладывали, надо было добавить…» (шло незнакомое для меня слово – отец года два учился в горном институте и потому, по его мнению, разбирался в любых породах). Но были стихи и более гладкие, в основном посвященные кошкам. «Спит Марина сладко в шали пуховой. Разбудил Марину ветерок шальной».
Котят я приносила домой чуть ли не с каждой прогулки. Подбирая очередного больного заморыша, я никогда не открывала дверь в квартиру своим ключом, висевшим у меня на шее на веревочке, – а звонила: вдруг меня не пустят домой. Мама, как самая быстрая, открывала, мы молча смотрели друг на друга, потом она вздыхала, открывала дверь пошире, и я, прижимая драгоценную ношу, входила. Мама мыла котенка, я давала ему человеческое имя. Чаще всего найденыши умирали – помощь оказывать им было поздно. Тогда мама брала лопату, мы с ней уходили в угол нашего двора и хоронили несчастного. Я ревела, а мама говорила: «Чтоб я еще раз согласилась взять! И ты больше никого не приноси!» Но история повторялась. Со временем в углу выросло кошачье кладбище.
Музыка на нервах
В детском саду я была личностью довольно заметной. Не из-за того, что получала первые места за пластилиновые композиции или рисунки – их получали, наверно, все по очереди. Популярность я получила из-за своих выступлений: играла в детсадовском ансамбле на металлофоне. Хорошо помню, как