Вскоре мы подошли к дому, в котором жила моя семья. На месте зенитного расчета зияла огромная воронка, заглянув в которую на ходу, я увидел искореженное орудие и торчащую из земли ногу. Сапога на ней не было, и с голой стопы свисала обугленная портянка. А рядом лежал идеально чистый, играющий солнечными пятнами на обглоданных взрывами кирпичных стенах прожектор.
Дом стариков Войцеховских находился в соседнем квартале. И к нашей великой радости от сыпавшихся с неба бомб он нисколько не пострадал, за исключением выбитых окон. Но во всем городе едва ли можно было найти хоть одно здание, не страдающее от этого недуга. Тяжело дыша, мы поднялись на четвертый этаж, и старик дрожащей рукой отворил дверь в жилище, которое в последующие четыре года я буду называть своим домом. А девочек-близняшек – Рину и Хану – я буду называть своими сестрами. Но я никогда не называл Войцеховских своими родителями. И если честно, трудно было называть стариков, проживших более сорока лет в браке, семьей. Ведь полноценной семьей можно называть лишь тот союз, что креп под звонкий детский смех растущих поколений. И естественно старики соврали тому немцу: у них не было дочери. У них вообще не было детей. И когда мы спрашивали, почему, Клара – так звали нашу храбрую спасительницу – лишь грустно улыбалась и старалась сменить тему разговора. Но я часто ловил ее полный нежности взгляд и видел заботу, которой она окружала моих названых сестер. Вся ее нереализованная материнская любовь и ласка нашла выход в тройном размере. Но даже эта любовь не могла притупить любовь нашу. К родителям. И она это понимала. И мирилась со своей ролью мачехи, которую никогда не назовут матерью.
И как бы ни трепало меня время, спустя много лет я часто корю себя за то, что так и не сказал ей тех теплых и долгожданных слов. Но у меня еще есть время, ведь так? Я все еще живу, и пусть вы не совсем тот, кого я считаю достойным это услышать, выбирать не приходится. Я очень благодарен за все моей маме Кларе. Я очень любил ее. И все четыре года, что я жил в этой семье, всё это время я был ребенком. Вам не понять, каких усилий стоит родителям сохранить детство маленькому человечку в пекле насилия бушующей войны. А Клара смогла. Она вынесла все лишения и тяготы и умудрилась уберечь нас троих от падения в пучину страха и обреченности. А таких лишенных детства совсем взрослых малышей я видел и во время и даже после войны на улицах по всей стране. И была в их взгляде тяжесть от увиденного