Повинуясь этому его широкому жесту, морфы заторопились на берег, и вскоре на палубе их осталось только трое: Бенжи, Ая и он сам.
– Я давно хотел чего-нибудь в этом роде, – усмехнулся Радецкий, взглянув на Аю, и в этом коротком взмахе его светлых ресниц Бенжи успел уловить отголосок того, что терзало вот уже долгое время его самого. – Я вырос в Гданьске. До выпадения морфов городок был так себе, разве что море рядом плескалось. А потом всё изменилось. Практически в миг. Дом перестал быть домом, город – городом, границы – границами, и мать оставила меня тётке, а сама уехала искать счастье то ли в Норвегию, то ли в Швецию, то ли в Швейцарию.
Они стояли, облокотившись о борт.
– Откуда-то оттуда, – продолжал тем временем Революция, пока Бенжи внимательно изучал его профиль, – потом в течение нескольких лет приходили открытки с гномиками в красных колпачках и с заснеженными ставкирками. В общем, можно сказать, что лет десять подряд моей семьёй было холодное серое море и эти весёлые всемогущие существа.
– Я думаю, ты скучаешь по ней, – сказала Ая.
Радецкий потёр рукой нос.
– Возможно.
– А я думаю, что если человек нашёл человека, машине следует, наконец, заняться собственным предназначением, – подал голос Бенжи. Он легко перемахнул через борт, оказался по колено в воде и зашагал по камням к берегу.
***
Радецкий догнал его у самого берега.
– Знаешь, – сказал ему Бенжи, – на самом деле я очень рад, что встретил тебя. Будущее, которое вырисовывается сейчас, нравится мне гораздо больше, чем то, что рисовалось ещё недавно.
– Вряд ли ты планируешь провести его здесь, – откликнулся Революция.
– Теперь нет.
Торчащие из воды валуны высотой в половину человеческого роста там, наверху, переходили в устланный прошлогодними камышами и пла́вником берег. Бенжи выбрался наверх, и Радецкий, недолго думая, вскарабкался вслед за ним.
– Она не захотела идти, – сказал он.
– Ей и не обязательно.
– Я знаю, кто такие реализаты, и немного представляю себе их возможности.
Бенжи повернулся к человеку и пару минут молча изучал веснушки на его носу.
– А я нет, – сказал он наконец. – Я так ничего и не просчитал.
***
Если бы кто-нибудь спросил у него, какие выводы он сделал по итогам двух прошедших дней, то андроид бы просто пожал плечами. Вывод, собственно, у него был один: надо что-то менять.
Годы, прожитые рядом с реализатами, научили его тому, что мысли практически всегда приравниваются к словам, произнесённым вслух, имеют одинаковое продолжение, и не представляют собой никакой тайны, поэтому надежды он возложил на приоритет Радецкого и Аину невнимательность.
Первую половину вечера он просидел на берегу, вполне натурально изображая для маленьких морфов электричку городского метро и ни о чём не думая. Морфы заливисто хохотали, просили ещё, Бенжи тарахтел и шипел, а во второй половине вечера, сразу после заката, Ая с Радецким как-то