Вернувшись в город уже утром, донельзя усталые и измученные, они представили своих пленников царю. Государь, поняв кого ему привели, очень обрадовался. Обняв и расцеловав сотника, он снял с себя шубу и накинул ему на плечи. Потом, посмотрев на Федьку, усмехнулся и нахлобучил на него свою шапку.
– Никита, – закричал государь своему кравчему, – неси вина и денег – награждать буду!
Вельяминов тут же стал наливать вино в серебряные чаши и передавать государю, а тот – подавать их всем участникам погони. Те в ответ кланялись и, поблагодарив, выпивали, причем хитрый Ахмет тут же сунул чару себе за пазуху.
– И правильно, – засмеялся государь, – берите все, жалую!
Каждому участнику погони, включая холопов, достались чаши разного размера и ценности, тут уж кому как повезло. Федьке и Корнилию – видимо, как начальным людям – поднесли золотые, причем сотнику – целый кубок. Помимо этого, все получили награду деньгами, рядовые – по пяти ефимков, Федька – десять, а сколько получил сотник, государь не объявлял. Все это время он не обращал на пленников ни малейшего внимания, будто их и не было тут. Наконец, закончив с награждением, царь бегло посмотрел на них, будто они не вызвали в нем никакого интереса. Так ни слова и не сказав ни Заруцкому, ни Марине, государь собрался выйти, и лишь проходя мимо стоящего последним монаха с низко опущенной головой, что-то произнес на каком-то тарабарском языке. Если бы Федька знал латынь, он удивился бы еще больше, потому что государь сказал:
– Падре Игнасио, вы не представляете, как я рад вас видеть!
Узнав, что Заруцкому с Мариной удалось бежать, я не отчаивался. Татары – хорошие следопыты, и должны настичь беглецов. На худой конец, если они избегнут Арслана, то должны наткнуться на войско Бутурлина, которое я специально отправил на такой случай. Но когда утром меня известили, что Михальский захватил Заруцкого и Марину, я вздохнул с облегчением. Мне с самого начала было ясно, что бояре в думе будут стараться преувеличить любой мой промах и преуменьшить успех. Особенно после того как я жестоко, по их меркам, наказал Салтыкова. И если бы Мнишек с сыном удалось бежать, никто бы и не заметил разгрома воровских казаков. Так что радость моя была неподдельной, а щедрость – искренней. Чаша вина из царских рук – это очень большая награда, даже боярам на пиру жалуют не из рук, а со стола. Плюс к тому сама чаша и деньги. Вельяминов немного кривился, глядя, как я раздаю добро. Будь мы в Москве, он нашел бы для такого дела посеребренные кубки, какими жалуют крымских послов. В принципе, в другое время я бы с ним согласился, но сегодня скопидомничать нельзя.
На пленных стараюсь не смотреть, делая вид, что они мне не интересны. Однако интерес у меня есть. Сейчас их разведут по разным камерам, и мы начнем следствие. Везти их в Москву пока рано. Там от боярских «забот» пленники и помереть могут