Околоточный кивнул:
– Ну да, ну да. Вы уж извиняйте меня. Да просто те, кто до вас тут побывали, очень уж похоже выражались. А гляди как вышло: сколь не бренчали языками, а все одно не сдюжили.
– А давайте-ка, голубчик, обойдемся без сравнений. По факту надобно обсуждать действия моих коллег. А в ином ключе – оно пустая трата времени получается. Ты мне лучше, друг мой любезный, расскажи, с чего все началось?
Нахмурившись, Гвоздев открыл было рот, но тут же его закрыл.
– Молодец, – похвалил его сыщик. – Взвешено решил говорить. От такого подхода только польза и словесной шелухи меньше.
В этот момент раздался протяжный свист чайника. Выставив вперед указательный палец, околоточный быстро удалился.
Чай удался на славу – разливая его по кружкам, Гвоздев прочитал целую лекцию о полезности липового отвара и добавлении ромашки да чабреца. В кабинете воцарилась странная, но очень приятная атмосфера тишины. Нечто подобное случается в дождливый день, когда капли барабанят по стеклу, а в доме тепло и уютно, и не хочется никуда спешить и ни о чем говорить, а просто сидеть в кресле и наслаждаться всеми прелестями непогоды. Вот когда время устало зевает, окутывая мир нежной дремой.
Иван Федорович сделал очередной глоток и посмотрел на околоточного, давая понять, что тот может начинать свое повествование.
– Да меня Шушмором еще бабка в детстве пугала. Тут ведь как – от любого лиха домовой да кикимора лучший учитель. Их каждый ребенок знает. У нас только страхом и можно дитя от беды уберечь. Скажешь нельзя – не поймет. А пригрозишь страшным чудищем, обязательно задумается.
– Интересная у вас тут форма воспитания, – заметил сыщик.
Гвоздев деловито надул щеки.
– Уж какая есть. Только в нашем случае вымыслом тут и не пахнет. Шушмор – действительно гиблое место. Хотя и не место вовсе, а огромный заснувший змей, и зовут его Ур. Дремлет он в здешних лесах покуда не разбудит его старый колдун. А как пробудит, придут в нашу глубинку сорок бед.
– Сорок бед – один ответ, – задумчиво произнес сыщик.
Но Гвоздев не придал его словам значения и продолжил рассказывать:
– Те, кто строил тракт побеспокоили змея, а этого делать ни в коем случае нельзя. Так что многочисленные пропажи людей – это лишь цветочки, а ягодки, как говорится, будут потом… Только ведь такое объяснение в отчеты не занесешь, руководству на суд не представишь… А иного объяснения у меня нет и не будет.
Рассказ прервался. По всей видимости, околоточный хотел удостовериться в том, что столичному следователю как минимум интересно. Хотя он был готов и к худшему: например, что его поднимут на смех и попросят не молоть ерунды!
Сдвинув брови, Иван Федорович, казалось, находился в каком-то странном раздумье. Гвоздев расценил это как одобрение и уже собирался продолжить, когда последовали первые вопросы:
– А что же насчет священника и его служки? С каким проклятием