Федот оказался на редкость благодарным и даже за такую мелочь был готов сделать для Симы ну абсолютно все, что только мог. Хотя мог он не так много, но вовсю старался угодить и хоть чем-то ее порадовать. Сима еще не встречала таких милых и отзывчивых людей, которые не считают ее сумасшедшей, а наоборот, пытаются помочь. Федот так старался, что на него невозможно было смотреть без улыбки. Он перебрал по очереди всех своих собутыльников, но так и не «нашел» среди них ее отца. Сима не перебивала его, чтобы не обидеть, но в душе твердо знала: ее папа ― не бомж и не пьяница. Его картины наверняка украшают стены какой-нибудь галереи в Париже. Ведь за столько лет он, должно быть, стал не просто известным, а очень известным художником.
Оставалась только надежда, что он не уехал куда-нибудь заграницу.
– Не знаю я никаких художников, – насупленно бормотал Федот, когда Сима аккуратно решила прояснить ситуацию. – Да и зачем тебе именно художник? Знаешь, была в моей жизни такая историйка… Должен был родиться у меня ребеночек. Только вот родился ли, не знаю. Так что ты вполне можешь быть моей дочкой… А что!
– Нет, Федот, – грустно вздохнула Сима. – Не выходит. Моего папу зовут Илларион. И он умеет рисовать.
– Значит, бомж не прокатит, я понял, – обиделся Федот. – Только вот, если дашь мне краски, я тебе такую шедевру наваяю, все художники заплачут от зависти!
Он еще долго бахвалился – таким он был, когда трезвый. А в пьяном виде становился слишком сентиментальным. Сима каждый раз просила его не пить. И ей становилось тяжело на душе, когда она не встречала его на привычном месте, где они условились видеться. Казалось, что он замерз где-то под забором и больше никогда не придет. Ведь он стал для нее настоящим другом, не нарисованным, живым, единственным из всех, кто не издевался над ее мечтами и не называл их красивым, но холодным словом – иллюзии.
***
Сима все еще сидит в сыром углу под навесом возле подъезда панельной высотки, похожей то ли на башню, то ли на шпиль. Мужчина в черном пальто с поднятым воротником проходит мимо. На самом деле его шаги не такие гулкие и устрашающие, как она себе вообразила, скорее – тихие, шаркающие, к которым еще нужно прислушаться. Сима, осторожно повернув голову, видит развевающиеся полы пальто и постепенно удаляющуюся темную фигуру. Холод в который раз пробегает по спине. Промозглый ветер достал ее и тут, в тихом месте возле дома, забрался под курточку. Опасность миновала, можно вылезти и вернуться в детдом. Хватит на сегодня прогулок.
Сима робко выбирается из убежища и оглядывается по сторонам. «Кто же все-таки страшнее – Тамила или Фролыч?» ― спрашивает она себя. Хотя разве такое можно сравнивать? Да, Фролыч выглядит жутко но он далеко, и вряд ли Сима решится с ним заговорить. А Тамила ― рядом. Даже слишком. От ее резкого голоса каждый раз звенит в ушах, а она так старается крикнуть погромче. Рука чуть пониже локтя до сих пор болит от ее грубой хватки ― к завтрашнему дню там точно расплывется большой синяк. А если Тамила снова схватит