А гоеше маме. Александр Фрост

прямо с утра на велосипеде поехала к еврейскому гетто, но поездка оказалась бесполезной. Невзирая на предупреждающие знаки, она подъехала к постовой будке у ворот, где молодой офицер, к которому Надя обратилась со своими вопросами, прежде всего проверил ее документы и внимательно всмотрелся в лицо, выискивая возможную принадлежность к гонимой расе. Не найдя в исконно русском лице никаких намеков на иудейство, офицер, исключительно из уважения к Надиному немецкому, снизошел до объяснений. А объяснил он просто и доходчиво. Все те, кто сочувствует евреям, могут добровольно перебраться в гетто и разделить с ними их судьбу. В противном случае посоветовал убираться подобру-поздорову, и чем быстрей, тем лучше. Так и уехала Надежда ни с чем. По дороге навстречу нескончаемым потоком шли люди с нашитыми на груди и спине шестиконечными звездами. Мужчины, женщины, старики, дети. В руках мешки, тюки, чемоданы, коляски, игрушки… А с тротуаров и из раскрытых окон глазели на них бывшие соседи – кто с состраданием, кто с нескрываемым ехидством, а большинство – просто безучастно, да надрывно хрипел голосом Петра Лещенко старенький граммофон «Мою Марусечку».

      С немцем Надежде действительно повезло. Целыми днями он пропадал в военном госпитале, приезжал обычно поздно вечером, да и то часто оставался на ночные дежурства. С удовольствием принимал приглашения к ужину, всегда садился за стол в форме. Спиртным не злоупотреблял, если и пил за ужином, то только вино, белое мозельское, которое где-то доставал и хранил в своей комнате под кроватью. Не позволял себе с хозяйкой никаких вольностей, да и она никаких поводов для сближения не давала. Благодушно отнесся к тому, что Надежда работает на дому и у нее часто бывают посторонние люди. Попросил только комнату его запирать и, кроме нее самой, никого туда в его отсутствие не пускать. Сказал, что в комнате у него хранится его основное богатство – целый чемодан очень дорогих книг, жизненно необходимых ему по службе. И, хотя отношения между невольными соседями сложились достаточно ровные, он все равно чувствовал, что своим незваным присутствием стесняет хозяйку, и, конечно же, понимал, что она тоже не по собственной инициативе принимает его у себя.

      Не желая оставаться в долгу, оберштабсартц Кеплер всячески старался компенсировать причиняемые неудобства. Конечно, большинству солдат и офицеров Великой Германии такие мысли даже в голову не приходили. Ведь они представители высшей арийской расы, хозяева, и все эти восточные земли и их население не иначе как будущая периферия, населенная дешевой рабской силой. Так зачем с ними церемониться и забивать себе голову решением их проблем? Но он образованный человек, врач, в конце концов, а не вояка. Уже в первый день он обошел дом, долго разглядывал диковинную русскую печь, заглянул в сарай, попросив у Надежды разрешения, спустился в погреб, а уже на следующий день Курт, шофер, втащил в дом ящик мясных консервов, с десяток банок с различными немецкими джемами, свежий хлеб, мешок картошки и еще целую кучу всякой всячины,