Верчу головой до головокружения, боясь все же что-нибудь упустить, и натыкаюсь на брошенный на постели телефон. Подхватывают его, чтобы посмотреть время. Десять минут назад я позвонила Бондаренко.
Сама.
Я не была в аффекте, всего лишь наступила гордости на горло. Я не гордая, когда речь идет о безопасности. А мои нервы и личные границы давно в «зоне риска».
Герман сказал – созвонимся. Он не уточнил, когда и во сколько, и это не мои проблемы, если я потревожила его планы. Я свою часть уговора выполнила. Пусть выполняет свою.
Мой звонок его не устроил, я поняла это по рявкающим интонациям в его голосе. Ничего не знаю, я не просила меня забирать, но он сказал это так, что не нашла аргументов с ним спорить. К тому же, если он поможет мне с вещами, то плюс ему в карму.
Прикусываю нижнюю губу. Сердце нетерпеливо скачет, я и сама взвинчена и мысленно поторапливаю Бондаренко. Не в курсе, откуда он едет, в любом случае наш город не такой большой, чтобы добираться полдня.
Выбегаю из комнаты и мчу в кухню, из которой выход на балкон. Схватившись за перила, наполовину высовываюсь и смотрю вниз на вход в подъезд, потом по сторонам, убеждаясь в отсутствии брата. Одновременно с этим во двор въезжает такси, и я прослеживаю за его медленным движением, которое прекращается напротив моего подъезда. Настораживаюсь и с ужасом жду, что из него выползет Артем, и моему побегу наступит конец, но машина стоит на месте и из нее никто не выходит. Вероятно, кого-то ждет.
Телефон в моей руке коротко вибрирует. Это сообщение. Смотрю на экран, имя на котором выглядит непривычно – Герман Бондаренко. Кто бы мог подумать. Я-то уж точно не могла подумать, что буду иметь с ним связь. Телефонную.
Открываю месседж.
Выходи
Куда выходить-то?
Снова перекидываюсь через перила и верчу головой по сторонам, выискивая что-то подходящее Бондаренко. Скажем, личный джет или королевский кортеж. На чем там разъезжают богатые детки? Но ничего подобного, кроме машины такси, не наблюдаю.
Куда выходить? – пишу.
В окно, блин. Не тупи. Жду внизу – отвечает.
В смысле? Смотрю на машину такси, потом на сообщение.
Бондаренко и такси, серьезно? Это как селедка и молоко, поэтому уточняю:
Ты в такси?
На экране начинают бегать точки.
Печатает. Потом прекращает. Через несколько секунд точки опять пляшут, и я завороженно за ними наблюдаю. Что он там пишет? Рассказ?
Стирает. Пишет. Стирает. Пишет… Пишет до тех пор, пока не приходит:
Да
А он немногословен.
Что ж, отвечаю:
Ты бы мог подняться и помочь мне с вещами?
Я наглею? Ничего подобного! У него в паспорте штамп, это все объясняет.
Он думает над моим вопросом некоторое время, и я уже собираюсь бежать обратно в комнату, не надеясь на совесть Бондаренко, как задняя дверь машины открывается.
Я