Бабушка подробно описывала коммуналку на Петроградской, в которой они жили с мамой, и быт тех времён, соседей, так, словно всё это было совсем недавно. Несомненно, способности к литературе у нашей бабушки были. Особенно ярко описывались события, связанные с убийством Кирова и началом Большого террора. Мрачноватое было время, что и говорить…
«Но мы — писала бабуля, – старались не думать об этом. Практически ни у кого из нас не возникало даже мысли в правильности того, что делает власть».
«А государство тем временем превращалось в монстра» – подумала я.
Мемуары обрывались 1938 годом.
– А где остальное? – спросила я Стаса.
– Пока нету.
– То-есть – бабушка ещё ничего не написала?
– Она сказала, чтобы без неё никакие её бумаги не трогали. – ответил Стас.
– Понятно. Значит – про войну ничего нет.
– А зачем тебе война? – спросила Марго.
– Это же самое интересное. Вдруг бабуля решит рассказать про ящик?
– Вряд ли. – скептически пожала плечами Марго, – Насколько я успела её узнать – ваша бабушка прекрасно умеет держать язык за зубами и расскажет только то, что считает нужным. Думаю, что не случись этой кражи – мы бы вряд ли узнали бы что-нибудь про ящик. Разве что – после её смерти. Да и то – если бы ваша бабушка посчитала нужным вам его оставить.
– А что бы она с ним сделала? – спросил жену Стас.
– Ну, если бы она сочла, что оставлять вам ящик опасно – она же никого не допускала до него, то постаралась бы найти того, кто станет более надёжным и достойным. – резонно ответила Марго.
– По-любому – ящик надо найти до приезда бабушки. – подвёл итог Феля, – Когда она приезжает?
– Через четыре дня. – сказала я.
Времени было в обрез, а где искать этот чёртов ящик, – мы даже не представляли. На доблестную полицию надежды тоже не было.
После ужина я заглянула в бабушкину комнату и попыталась разыскать её бумаги, может – там есть разгадка? Хотя и терзали меня жуткие сомнения, что это поможет.
Бабушка писала свою сагу в толстой бухгалтерской книге. Почерк у неё оставлял желать лучшего, но был вполне читабельным. Записи, посвящённые войне, я нашла в другой тетради – сером гроссбухе, озаглавленном «Тетрадь для лекций». Надо отдать должное – порядок у бабули был образцовым во всём, что касалось её жизни. Тетради с мемуарами лежали в хронологическом порядке и были подписаны: «Детство», «Институт», «Война». Но и тут меня ждало разочарование: записи о войне обрывались 1943 годом и в том, что уже было записано,