– В субботу на дискач пойдем? – спрашивает у дома Зинка.
– Не хочется. Что я там забыла, – и тут же осекаюсь. – Ой, прости, у тебя же Венька.
– Язвишь, да? – Зина обиженно надувает и без того пухлые губы. – Ты, Варь, как собака на сене: сама не ешь и мне не даешь.
– Прости. Ты и Венька так неожиданно, в себя прийти не могу.
– Значит так, да? – на глазах подруги показываются слезы. – Ко мне ни один парень подкатить не может без твоего разрешения? Со столичными мажорами познакомиться не дала, теперь и с Венькой нельзя? Еще подруга называется!
Мне становится неловко. Мы с Зинкой с детского садика не разлей вода, никогда не ссоримся, она признает за мной право лидерства, а тут второй раз за вечер ругаемся.
Может, я давлю на нее слишком сильно?
– Ну, прости, прости, – я обнимаю ее за плечи. – На дискач обязательно пойдем.
– Честно слово?
– Зуб даю!
Зинка вытирает слезы, открывает калитку, но оборачивается.
– Варь, я слышала к бабке Серафиме внук с друзьями приехал. Может, это наши мажоры?
И опять меня бросает в дрожь. А если, и правда, я ошибаюсь? Парни приехали в гости, а я на них всех собак готова спустить из-за беспочвенных подозрений?
– Не знаю. Но зачем-то же они потащились в Давыдово.
– Может, они на дискач придут? – мечтательно закатывает глаза подружка.
– Вряд ли. Они к субботе уедут уже.
– А вдруг нет?
– У тебя же Венька есть, – подкалываю ее. – За двумя зайцами погонишься…
– Ой, опять ты за свое!
Зинка посылает мне воздушный поцелуй, я, смеясь, бегу домой. Настроение поднимается, чувствую какую-то безудержную легкость, словно взмахну руками и взлечу над крышей. Я кружусь по улице, благо сейчас никто не увидит, и радостно смеюсь. А почему смеюсь, и сама не понимаю.
– Х-р-р-р…
На миг замираю у калитки. Мне кажется, или кто-то идет за мной? Резко оборачиваюсь – никого. У меня сегодня слуховые и зрительные глюки. То шаги слышу, то тени вижу.
Нет, так дело не пойдет! К черту мажоров! К черту Зинку с ее безответной любовью, которая вдруг стала ответной! Так недолго и спятить.
Влетаю в родной двор, Бруно радостно бросается ко мне: отец спустил собаку с цепи.
– Тихо, не шуми, – я заглядываю в черные глаза пса, он виляет хвостом. – Хороший мальчик, потом поиграем.
Я бегу в беседку.
– Мам, есть хочу!
– Вот оглашенная! Кто же на ночь наедается?
– Я!
Безумно вкусные шашлыки улетают в одно мгновение. Я уплетаю их так, словно ничего вкуснее в жизни не пробовала. Наевшись, умываюсь, переодеваюсь и падаю на кровать. И только закрываю глаза, как вижу мажора. Он стоит рядом, наклонившись, и вглядывается пристально в лицо.
Я вдавливаюсь в подушку, шарю руками по простыне в поисках орудия защиты, ничего не нахожу и замираю.
– Что ты здесь делаешь? – сиплю сдавленным