Я дохожу до последней пуговицы, и чтобы расстегнуть остальные, тяну подол его сорочки из брюк. Справляюсь и с ними. Распахиваю полы его рубашки и передо мной его грудь. Крепкая, мускулистая, без единого волоса. Мне кажется я краснею, и хочется отвести глаза от этой мужественной красоты, но куда? Он как будто заполонил все пространство.
Не поднимая глаз, я скольжу руками по его плечам и спускаю сорочку с его тела. С рукавами приходиться повозиться, ведь он мне нисколько не помогает. Держу рубашку и не знаю, куда деть. Надо ли сразу ее повешать на плечики? Чтобы не помялась. Или бросить на кровать? Он молчит, и я выбираю кровать.
А потом смотрю ему в глаза и спрашиваю:
– Дальше тоже мне раздевать?
– Не останавливайся.
Я беру в руки его ремень и пытаюсь его расстегнуть. Но не понимаю, как. На нем какая-то странная защелка и без инструкции не разобраться. Я снова поднимаю глаза на Храмцова и прошу помочь.
– Как в самолете, – только и говорит он.
– Я никогда не летала.
Он берет мои руки в свои и показывает, как. Потом отпускает меня, и я остаюсь один на один с его ширинкой. Я чуть оттягиваю на себя замок и стараюсь не касаться того, что выпирает в его брюках. И не просто выпирает, оно шевелится и будто бы торопится вырваться наружу. Я поднимаю глаза и теперь смотрю на его грудь. Она вздымается еще выше, и моя челка ходит ходуном.
Я приседаю, опускаю голову как можно ниже и помогаю ему выбраться из брюк. Они следуют за рубашкой.
А потом встаю, смотрю в глаза шефу и жду, что он прекратит мои мучения, но больше не узнаю его. Он с рыком срывает с меня пеньюар и припадает губами к моей шее. А его руки в это время сдирают с меня всю одежду, я слышу, как трещит ткань и меня охватывает ужас.
Но даже звука не могу издать, чтобы закричать.
В следующее мгновение я оказываюсь на кровати, и его губы начинают жадно лобызать мое тело, но чувство такое, будто он ищет место помягче, чтобы меня укусить. Но таких мест нет на моем теле. И тогда он раздвигает мне ноги и припадает губами туда, где я и не ждала его видеть.
А я напряжена и не могу расслабиться. Я жду, когда он прекратит пробовать меня на вкус, и войдет в меня. И боюсь, что мне будет больно.
Как это было в первый раз.
Да и во второй удовольствия я тоже не получила.
Мне было семнадцать, ему двадцать, он шептал мне о любви, но делал все резко и грубо, и я думала только о том, чтобы это поскорее закончилось. Он говорил, что во второй раз не будет больно, и я поверила. Но в третий – не согласилась, и мы расстались. Не о такой любви я мечтала и не так все себе представляла.
И неужели