Мы все порой смотрим на звезды. Иван Андреевич Авилкин

href="#note_3" type="note">3», которой обучился в одном из монастырей Непала. Во время зарядки он вдруг вспомнил странный сон, приснившийся ночью. В нем, знакомый Диме буддистский лама по имени Норбу, уже частенько ему снившийся, сидел в пещере на сеновале и держал в руках младенца, закутанного в белую простыню. Сон отсылал к рождественским мотивам с Девой Марией и младенцем Христом, что Дима по обычаю списал на свое мультикультурное развитие, порой смешивающее даже самые разные и далекие сюжеты. Но были и отличия: малыш был скорее азиатом, нежели иудеем, а в руках его держал Лама, который был скорее отцом, нежели матерью. Лама по традиции появления в Диминых снах ничего не произнес, однако его серьезный взгляд однозначно дал понять, что Дима имеет к рождению этого ребенка прямое отношение.

      Немного перекусив на завтрак, ни на секунду не забывая про обещанный ему сыр, Дима выдвинулся в сторону одного из многочисленных спальных районов Москвы, где недавно был построен огромный каменный храм, в котором и служил Митч. Ехать пришлось долго, сам Дима жил много ближе к центру города, но все же он успел добраться к началу службы.

      Никогда не признавая в себе полноценного христианина, Дима практически ничего не знал о внутренней кухне этой религии, хотя прожил в ее кружении всю жизнь. Все, начиная от службы и одеяния священнослужителей, заканчивая внутренним убранством храмов, казалось для Димы непонятным и странным. По его наблюдениям типичная религиозность людей везде была одинакова, что в России, что в Тибете, что где бы то ни было еще. Люди сводили поклонение Божественному к слепому повторению давно заученных обрядов, не задумываясь ни о смыслах совершаемого, ни о последствиях. Коллективное заменило личностное, ритуал заменил таинство, будничность заменила торжественность. Присутствовать в кругу таких общин Диме было скучно и даже отчасти брезгливо. Он предпочитал духовное уединение коллективным торжествам, поэтому его поездка ранним субботним утром было даже чем-то жертвенным, данью уважения своему духовному другу вопреки собственным привычкам и устоям.

      Несмотря на явное внешнее отличие Митча от сослуживцев, разглядеть его было не так просто среди большого количества прихожан и духовенства в практически одинаковых облачениях, среди которого как на подбор выстроились на амвоне молодые худощавые люди, помогающие заметно выделяющемуся из них габаритами главному священнослужителю везти службу.

      Ближе к середине службы Дима все-таки смог найти японца и пересечься с ним взглядом. Митч, не скрывая радости, широко улыбнулся в ответ и незаметно для остальных поклонился в традиционной японской манере.

      «Хоть ты и православный, а все равно японец!» – в шутку отметил Дима.

      Ближе к концу службы Дима уже стал заметно уставать от нахождения на одном месте, постоянно озираясь вокруг в поисках свободной скамейки. Его желудок однозначно давал понять, что подвиги голодания сегодня не числятся в расписании. Но тут Дима заметил, как Митч подошел к группе девушек-певчих, что-то им сказал, указывая в сторону друга. Одна