Я прикоснулась к виску коробочкой, сказала кодовое слово активации, закрыла глаза и встала в начальную позу своего любимого показательного упражнения. «Твои руки и ноги – продолжение твоего тела», – всегда говорил мне мой тренер. – Когда ты выступаешь, вокруг больше нет никого: ни судей, ни зрителей. Есть только ты и музыка. Не пытайся подстроиться под ритм мелодии, живи ею, стать с ней единой». И сейчас я стала. Шаг, плие, батман, разбег, прыжок, прыжок, прыжок, шпагат, ещё, шаг, поворот, упала на колени, переворот, гранд батман, пробежка.
Мелодия, созвучная моим мыслям то ускоряла, то замедляла свой бег, скрипка, барабаны, орган, – всё смешалось в причудливой мелодии, идущей из моего сердца, но всё это было мной. Каждое моё движение было едино с этой уникальной симфонией звуков. Темп все нарастал и, наконец, я смогла это почувствовать. Момент, когда в этом мире нет ничего кроме тебя и твоего дикого танца, все уходит: и боль, и печаль, и люди и мысли, и ты в этот миг чувствуешь абсолютную и всепоглощающую свободу. Взмах руки, шаг, шоссе, разножка, последний аккорд и вот я, прогнувшись назад, касаясь пола руками, застыла в финальной позе и счастливо улыбаюсь.
Сердце звучит так, словно вот-вот готово выпрыгнуть из груди, а душу наполняет искренняя радость. Я открываю глаза, говорю слово отмены и смотрю на свое счастливое отражение. Но мою идиллию нарушает замеченное мною чужое лицо в зеркале. Я резко оборачиваюсь и вижу в дверном проеме застывшего в изумлении Седрика. Краска бросается мне в лицо. Так стыдно. Я не испытывала этого чувства даже после того как он увидел меня голую, но сейчас все по-другому. Ведь я невольно открыла ему душу.
Не смотря на правую руку моего «господина», я быстро подхватила свои вещи и пулей помчалась на выход из зала, надеясь, что он не станет препятствовать моему стремительному побегу. Как бы не так. Едва я оказалась на расстоянии его руки, то была прижата к стене его телом так, что не могла и пошевелиться. Он наклонился к моему уху и прошептал совсем не то, что я ожидала услышать: «Завтра в вечер празднования на правителя будет совершенно покушение. Чтобы ни случилось, оставайтесь с дочкой в своей комнате и ждите меня. Я заберу вас отсюда».
– И ещё, – он легко поднял меня, совсем растерявшуюся от его недавнего заявления, на руки. – Вы сегодня на репетиции подвернули лодыжку, и не сможете присутствовать вечером у главаря, я отнесу вас в больничные покои и сам сделаю перевязку.
И не говоря больше ни слова, этот седой мужчина понёс меня в больничное крыло. К слову, делал он это так, будто я и не весила ничего вовсе. Молча опустил потрясенную меня на больничную койку, перебинтовал ногу эластичным бинтом, долго