Ника отпрянула и боком попыталась продвинуться к двери. И вдруг тот, кто лежал на кровати, вздёрнул руку к лицу и протяжно засвистел. По телу прошла крупная дрожь, ноги окончательно ослабли, и Ника по громкий хохот повалилась на пол.
– Эй, ты чего! – заливаясь смехом, спросила Женя. Она так и сидела на полу, накрывшись простынёй. – Ну у тебя и рожа!
– Ты там не обделалась? – гоготал Гордей, тоже в простыне.
А Стася, сидя на кровати, продолжала свистеть. Ярость вскинула Нику на ноги, она рывком выхватила свистульку у взвизгнувшей подруги, но съездить по смеющемуся хорошенькому личику, увы, не смогла – руку успел перехватить Гордей.
– Ты нормальная вообще? – произнесла откуда-то Женя, уже без смеха.
– Ты чего, шуток не понимаешь? – больше не смеясь, спросила Стася.
Ника резко высвободила руку из хватки Гордея, который удивлённо заморгал – видимо, не ожидал такой прыти.
– Пошли вон отсюда. – Ника указала на дверь. Ребята, переглядываясь, мялись. – Пошли вон! – прокричала Ника что было мочи.
– Вообще-то, это и моя комната тоже. – Предложение Женя закончила уже за дверью, куда её вытолкала Ника. Гордей и Стася, перешёптываясь, вышли сами.
Ника рывками бросала по комнате простыни, оставленные ребятами, топтала их ногами, швыряла на кровати. Потом обнаружила, что всё ещё сжимала в руке свистульку. Размахнулась и грохнула игрушку о деревянную стену. Села на кровать и обхватила стриженую голову руками.
Дурацкая игрушка. Дурацкая стрижка. Дурацкий свисающий с боков жир. И все её обвиняли, только её. Не родителей, которые так хотели ещё одного ребёнка, что, когда родилась Ангелинка, постоянно оставляли малышку с Никой. У мамы, видите ли, карьера рухнет, если она продлит декрет, а отец вообще дома не бывал. Он тоже очень мечтал о ещё одном ребёнке, правда, о сыне. И, видимо, от разочарования второй дочерью сбегал из дома при каждом удобном случае. А Ника должна была сидеть с этой мелкой истеричкой, а ведь она-то не просила ни братьев, ни сестёр. Когда все сюсюкали, спрашивая, кого она хочет, братика или сестричку, она называла то крысу, то крокодильчика. Родичи в ответ посмеивались и перешёптывались. Но стоило всего раз сказать, что ей и одной неплохо, как она тут же стала неблагодарной грубиянкой.
И продолжала проявлять неблагодарность, отказываясь идти гулять с друзьями, потому что приходилось сидеть с младшей сестрой. Постепенно стала в компании почти изгоем. Родители, когда она об этом рассказала, посоветовали не обращать внимания на ребят. У неё ведь есть сестра. Сестра, которая ломала всё вокруг – разорвала все рисунки Ники, чем напрочь отбила желание ходить в художку. Хотя мама сказала, что это к лучшему – какая художка, когда надо сидеть с сестрой. Сестрой, которая швыряла еду по всей кухне, а виноватой оказывалась Ника, и отмывать стены и полы тоже полагалось ей. С сестрой, которая таскала её за косу, заливисто хохоча. С сестрой, которая однажды выпила воду, где Ника полоскала свои рисовальные кисточки. На Нику тогда кричали