Под моими неумелыми руками одна из шкурок порвалась и я невольно вскрикнул.
– Что т-такое?
– Порвал…
Она посмотрела.
– Малая дыра – не беда. Смочи края водой, чтоб дальше не лезло, и зашей, тогда ни х… не будет. Цена та же. «Елочкой» шить умеешь?
– Че ж нет? Умею.
– Уме-э-ешь? А наши мужики – нет. Как попало зашивают. А кто понаглей – к нам. «Помогите, бабочки, у меня пальцы толстые!» – она негромко, беззлобно рассмеялась. – Ну-к, дай гляну!
Посмотрела, как я шью, и осталась довольна:
– Иголку тонкую взял. Пра-а-вильно… Стежки бы меньше, а так ниче. Где учился-то?
– Нигде, я деревенский.
– Ну так что же – деревенский! Не каждый и деревенский знает. Тут был у нас один х… моржовый, – побежал еловую иголочку искать. Это в тундре-то! – она опять рассмеялась и откинулась к стене всем телом. – Ф-фу, притомилась! Так где, говоришь?
– Нигде. Отец показал.
– Он сапожник?
– Нет. На колхозной ферме работал. Зимой – скотник, летом – пастух.
– Пастухи – да, умеют по коже.
– Конечно. Кнут сплести, седло зашить, сапоги залатать, а зимой валенки подшивали.
– Валенки? Иглой или крючком?
– И так и этак можно. Но я люблю крючком – ловчее.
Она вдруг резко встала, подняла ногу на подоконник, нимало не смущаясь тем, что юбка задралась выше колена, и сдернула с ноги подшитый валенок с кожаным запятником на нем.
– Иглой или крючком?
Я осмотрел валенок. Подцепил концом ножа дратву стежка и потянул. Показался узелок, каких не бывает при работе иглой.
– Подошва – крючком. И недавно. Узелки не стерлись. Запятник иглой пришит. Наверное, даже двумя иглами одновременно, так быстрее. Хорошая работа, аккуратная.
– Это дядь Яша Фишман из Дома быта. Спец. Эх, какой мой папаня был мастер! Все начальство в его сапогах щеголяло. Для сук энкаведешных такие «лодочки» шил – закачаешься! Но и пил, как сапожник. Иди-к сюда!
Она достала из под стола початую бутылку коньяка, из шкафчика на стене – два стакана, плеснула на ладони синей жидкостью из пузырька, вытерла руки марлей.
– Рукомойник замерз. X… бы им в глотку, алкашне кочегарной! Протри руки тройнушкой, а то бывает, больной пес попадет.
Я тоже протер руки одеколоном.
– Вот, шоколадку отломи. «На ферме работал». Что, отец умер уже?
– Да. И мама. Недавно.
– И мои… Царствие им небесное. Помянем.
Мы выпили, не чокаясь. Долго молчали.
– Теперь – за знакомство. На «Вы» не говори, я не барыня.
Она опять плеснула в стаканы на палец коньяку.
Но выпить не успели. Открылась дверь и закутанная фигура указала на меня пальцем:
– Новенький! К телефону. В колидоре на стене.
Грушевская вышла следом.
III. Сейф
Некий сержант Будьласка (да что они тут, все с Украины?), из районного отделения милиции, требовал, чтобы