Ступени, ведущие в бездну. Рик Янси

ключ висел на крючке прямо у Адольфа за спиной, под гербом Общества с латинским девизом Nil timendum est.[2] Я заглянул в его запрокинутое лицо. Верхняя челюсть, изготовленная из зубов его родного сына, павшего на берегах Антиетама, немного отошла; он спал, открыв рот, но стиснув зубы, – это производило решительно странное, даже страшноватое впечатление. Но не это заставило меня отшатнуться. Несмотря на свои преклонные годы, Адольф спал чутко, к тому же всегда держал наготове тяжелую трость, один меткий удар которой мог запросто отправить меня в могилу до срока. Но я был не готов умирать, по крайней мере, не в тот вечер, когда меня ждала Лили Бейтс в прекрасном шелковом платье с кружевами, а ночь манила чудесами – такими, как закрытые контейнеры в кабинете куратора.

      – В чем дело? – набросилась на меня Лили, когда я вернулся. Выражение ужаса на моем лице не укрылось от ее внимания.

      – Ключа нет, – ответил я. – Кто-то взял его с крючка.

      – Может, Адольф положил его в карман, для большей сохранности.

      – Не исключено. Только обыскивать его я не буду. – И я провел по губам тыльной стороной своей четырехпалой ладони.

      – Ладно, пойдем отсюда, – сказала она. Играла у меня на нервах. – В другой раз покажешь.

      Я кивнул, схватил ее за руку и потащил вниз, в холл, дальше от лестниц, глубже во чрево Чулана Чудовищ.

      – Уилл! – шепотом кричала она. – Где мы?

      – Надо хотя бы взглянуть на комнату, на всякий случай.

      – На какой случай?

      – Ну, проверим, заперта она или нет. Убедимся, что его сокровище на месте.

      – Сокровище, – эхом повторила она.

      В глубине здания полы чуть заметно кренились на одну сторону. Воздух с каждым шагом как будто густел; дышать становилось трудно, всякий вдох требовал отдельного усилия. Черные стены, скользкий пол, низкий потолок. Мимо заполненных темнотой дверных проемов мы шли по коридору к единственной во всем Монстрариуме запирающейся двери: входу в Кодеш ха-Кодашим, Святая Святых, убежищу тех деток матушки-природы, которых она породила в припадке извращенного веселья и которые самим фактом своего существования разрушали самодовольное убеждение двуногих в том, что миром безраздельно правят всепрощающая любовь и чистый разум.

      – Уильям Джеймс Генри, – прошипела Лили сквозь стиснутые зубы. И встала как вкопанная, отказываясь двигаться дальше. До Комнаты с Замком оставался всего один поворот. Она высвободила свою ладонь из моей и сложила руки на груди.

      – С места не сойду, пока ты не скажешь мне, что там.

      – Что? Только не говори мне, что неустрашимая Лиллиан Бейтс испугалась! – поддразнил ее я. – И это та самая девушка, которая с гордостью говорила, что станет первой в истории женщиной-монстрологом? Я поражен.

      – Первое правило монстрологии – осторожность, – ответила она высокомерно. – Мне казалось, ученик величайшего в мире профессора аберрантной биологии должен это знать.

      – Ученик? – я засмеялся. – Никакой я ему не ученик и никогда им не буду.

      – О, вот как? Кто же ты тогда?

      Я заглянул в восхитительную