–
Посижу
с
тобой
полчасика,
приёмник
послушаю.
Люблю,
знаешь
ли,
новости
слушать.
Он сел на бревно рядом с Глебом, настроил свою «Спидолу» на волну «Маяка» и застыл в блаженном предвкушении. Но неожи- данно в новостях передали, что в Чехословакии начались волне- ния среди части населения. Диктор объяснил, что там участились массовые беспорядки, и советские войска вместе с союзниками по Варшавскому договору пересекли государственную границу, чтобы воспрепятствовать попытке государственного переворота в братской стране.
Физрук насупился, и стал вслушиваться в каждое слово дик- тора. Когда сообщение закончилось, он вдруг выключил приёмник и отставил его в сторону. Обращаясь к Глебу, он почему-то сказал:
–
Вот
так-то,
друг
ситный!
Такие
дела,
стало
быть!
Глеб из его слов ничего не понял, и вопросительно посмотрел на Павла Николаевича. Лицо физрука вдруг стало задумчивым. Он зачем-то стал озираться по сторонам, словно кого-то искал, а потом ещё раз взглянул на Глеба.
–
Ты,
парень,
знаешь,
что
такое
война?
Глеб почему-то вспомнил далёкую Мартоношу, «куриную» ка- ску в родном дворе, папкину медаль «За боевые заслуги» и кивнул утвердительно.
–
Знаешь,
–
горько
усмехнулся
физрук.
–
Конечно,
знаешь.
Вам
же в школе про это все уши прожужжали. Геройство там всякое и
так далее. А война, парень, это… даже не знаю, как тебе и объяснить.
Война
–
это…
В
общем,
ничего не
бывает
хуже
войны,
ни-че-го.
Он еще раз зачем-то поозирался по сторонам, и достал из кар- мана пачку «Беломора».
–
Только не говори никому, что я курю. Непедагогично посту-
паю,
так
сказать.
Глеб понимающе закивал.
–
Война, брат, это не просто смерть, много смерти. Это – хуже
смерти.
–
Что
же
может
быть
хуже
смерти?
–
удивился
Глеб.
–
Её
ожидание,
понимание
её
прихода,
бессилие
оттого,
что
не
можешь этой самой смерти противостоять. Липкая такая штука,
это
ожидание.
–
А
вы…
ожидали?
–
тихо
спросил
Глеб.
–
Было