Доменико наклоняется, и малыш затихает под его спокойным, пристальным взглядом. Мне бы так научиться!
Мы заходим в клинику, и малыш снова начинает хныкать. Обняв его покрепче, пританцовываю на месте. Однако он не успокаивается, в плаче звучат истерические нотки. Какое-то время Доменико смотрит на нас, потом протягивает руки, и малыш тут же тянется к нему. Слезы забыты. Он обнимает Доменико за шею и бормочет о чем-то тайном, мужском.
Стыдно признаться, но я немного ревную. Мне нравилось быть единственной, с кем ребенок успокаивался. Но так лучше, они же родная кровь. Так и должно быть.
К нам подходит улыбчивая женщина средних лет. По тому, как она теребит цепочку на шее, очевидно, что она волнуется.
Оказывается, она детский психолог.
Я не свожу изумленного взгляда с Доменико.
Два слова: не ожидала. Когда читала ему нотации прошлой ночью, не думала, что он воспримет их близко к сердцу и отвезет малыша к детскому психологу. Особенно сейчас, когда Доменико лучше не появляться на территории отца, пока он не готов к решительным действиям.
Есть и еще одна причина моего удивления. Если членам синдиката приходится обратиться к психологу, это держится в строжайшей тайне. В синдикате любая болезнь – это слабость, а уж слабость души – это приговор. Отказная печать. А Доменико прислушался к моему совету и обратился за помощью.
Он непредсказуем. Он меня удивляет. Уверенный в себе и своей силе, делает все, что считает нужным.
В этот момент я влюбляюсь в Доменико. Чуть-чуть, самую малость.
Видимо, поэтому позволяю ему взять меня за руку. Ну, как за руку… за локоть. И не взять, а стиснуть как оковами. И потащить по коридору. Потому что, когда психолог ведет нас в кабинет, я пытаюсь остаться в приемной, а Доменико с этим не согласен.
– Вам надо без меня… лучше вы вдвоем… я никто… – пытаюсь вразумить его, однако он упорно тянет меня следом.
Кабинет психолога полон игрушек, от чего Нико приходит в восторг. Достаю из сумки одеяло, раскладываю на полу и сажаю малыша. Выбираю пару игрушек и протираю их бактерицидными салфетками. Психолог наблюдает за мной, и от этого внутри зудит иррациональная тревога. Вдруг она догадается, что я лгу о том, кто я такая?
Запретив себе думать о глупостях, сажусь на стул и прислушиваюсь к словам Доменико, который объясняет цель нашего визита. Вернее, как объясняет… скорее, угрожает.
– Надо ли напоминать вам о конфиденциальности? – спрашивает обманчиво мягким тоном. – Если вы хоть словом обмолвитесь, что я был здесь с ребенком, то последствия вам не понравятся…
– Что вы, господин Романи! Мы ни за что… После всего, что вы сделали для клиники и для нас с мужем, мы на всю жизнь вам обязаны. За вас горой… под любым давлением…
Женщина не на шутку испугана. Доменико принимает ее слезные заверения как должное. Неужели он никогда не снимает каменную маску с лица?
Тогда я в очередной раз задаюсь вопросом, как бы обычная женщина отреагировала на такой прием