В диалоге наступила пауза. Каждый думал о своем. Из прострации его вывело ощущение, что что-то поменялось в окружении. Он огляделся. Мохнатый покров «аквариума» изменил цвет. Невзрачный оливковый сменился на темно-синий и на глазах переходил в благородный маренго. Интенсивность освещения при этом заметно снизилась.
– Ну что ж. – Станислав Михайлович оглянулся по сторонам. – Как видно, пора на боковую. Наступает ночь Георгий. Здешний циркадный цикл синхронизирован с нашим 24-часовым. Так что нам лучше его придерживаться. Спокойной ночи дружище.
– Спокойной ночи Стас.
Растянувшись на теплом ковре мягкой растительности, Егор почувствовал, насколько устал. Но он не был уверен, что сможет заснуть. Он лежал ничком и думал. Думал о доме, о городе, о мире, который потерял. Удивительно, но думал без сожаления. А ведь, откровенно говоря, что его держало в прежнем мире? Кому он был нужен?
Тихая-тихая вибрация ласкает спину. Еще более тихий звук урчит под ухом. Как приятно. Что это? Егор прислушивается и понимает, что звук идет от пола. Однако! «Аквариум» мурлыкает! Он мысленно улыбается. – «Я в желудке большой зеленой кошки». Тревожность уходит, душа успокаивается, по телу разливается блаженная истома. Веки склеиваются, и он засыпает крепким сном девятилетнего мальчишки.
8
Его окружает призрачный, парадоксальный, чарующий и пугающий мир сновидения. Глазу предстает монохромная картина: все окружающее окрашено в различные оттенки пепельного. Другие цвета отсутствуют. Вокруг мрачный дремучий лес. Унылая, тревожащая душу картина. Голые, ни единого листочка, деревья топорщатся колючими ветками, хищно тянутся навстречу, исковерканные, причудливо скрученные, будто застывшие в момент ужасной пытки. Их кора сплошь присыпана тончайшей седой пылью. Под ногами, среди кряжистых коряг, жухлая, мертвая трава, перемежаемая залысинами сухой, безжизненной земли. Фауна отсутствует совершенно: ни мелкой пигалицы, ни юркой мышки. Никакого движения, ни ветерка. Мертвящая тишина. Апокалиптическая жуть.
Вдалеке, промеж корявых стволов, он замечает проблеск холодного света. Идет вперед. Шагает сквозь сухой, крошащийся, цепкий бурелом. Продирается, спотыкаясь. Дорога длится, тянется, выматывает. Взгляд ловит далекий мерцающий проблеск, пытается не потерять его. Вот искра света все ближе, ближе. Уже виден скат убогой землянки, прячущийся под разлапистыми корнями огромного, расщепленного посередине пня. Единственное мутное окошко светится желтым. Он подходит вплотную и тянет на себя рассохшуюся, покосившуюся, скрипучую дверь. С опаской заглядывает внутрь.
Как это часто бывает во сне, картина резко меняется.
Вокруг, насколько хватает глаз, обширное, ослепительно-яркое, девственно-чистое, светлое пространство. Под ногами гладкий, блестящий, выложенный белой шестиугольной плиткой, пол, который ширится во все стороны,