Как поэт, умерший более десяти лет назад, узнал о моей мечущейся душе, о мыслях, которые взрывали мой мозг? Как? А я даже не посмотрел, кто автор.
– Читаешь Луконина и не видишь меня? – Армине была в шаге от моей персоны. – Я знала, что ты придёшь, и рада тебя видеть.
Теперь она была не неприступным фортом, а мягкой и пушистой, вышедшей на охоту, кошкой. Я поцеловал её, потому что губы просили поцелуя.
– Смотри, какие классные стихи! Они ведь про нас!
Я декламировал ей, зацепившие сердце, строчки:
– Никогда, никого не расспрашивайте об этом –
ни друга, ни ветер, ни самую умную ночь.
Ликуйте или страдайте одни
и не верьте поэтам,
поэты
и сами себе-то не могут помочь…
Она закрыла стихи поцелуем и сказала:
– Я соскучилась. У нас есть полчаса. – Армине, увидев моё сконфуженно-удивлённое выражение лица, рассмеялась. – Библиотеку я закрыла на ключ. Все ушли на фронт.
Армине с армянского означает «судьба». Я называл её Мина, и она, действительно, была Миной, миной замедленного действия. Внутри себя я понимал: сколько бы верёвочка не вилась, конец будет. Мина когда-нибудь шарахнет, и взрыв накроет главных действующих лиц и посечёт окружающих, и ничего поделать нельзя, потому что так выпали карты, а краплёные они или нет, знает только сдающий.
– Посмотри вокруг себя, не ебёт ли кто тебя! – начальник штаба майор Василий Перчик с упоением заправского старшины отчитывал дневального, который проморгал его приход в подразделение.
– Виноват, товарищ майор! Больше не повторится! – рядовой навытяжку стоял перед начальством и обречённо хлопал телячьими глазами. Он знал, что взыскание, как и дембель, неизбежно.
– Два наряда вне очереди! Будешь у меня гальюн вылизывать.
– Есть! – последовал короткий ответ.
– Есть… на жопе шерсть. А-а, Ломакин? Твой боец? – Перчик увидел меня. Я мысленно проклинал свою неудачу: нет бы зайти в казарму на минуту раньше.
– Никак нет.
– Нет так нет – бурчал Перчик. – Чтобы сегодня на партсобрании был!
– Не могу, товарищ майор. Я ж начкаром иду сегодня.
– Неуважительная причина. В караул заступит лейтенант Целяк. Он у нас пока комсомолец. Все ЧЛЕНЫ должны присутствовать на партсобрании, – слово «члены» Перчик произнёс с особым удовольствием, а затем, показав пальцем в потолок и взяв на тон ниже, добавил. – Жираф большой.
Я не очень любил такого рода собрания. Все они проходили в основном по одному сценарию, который навевал откровенную скуку. Первое слово как правило брал секретарь партийной или комсомольской организации и, опираясь на тезисы прошедшего недавно съезда КПСС или вчерашнего пленума, предлагал кого-то куда-то избрать, что-то выполнить, причём самым ударным трудом, вызвать на социалистическое соревнование соседний колхоз… Наш артиллерийский дивизион всегда соревновался с дивизионом противовоздушной обороны,