Четверо синетатуированных горяча себя ударами по воздуху, метнулись на меня с трёх сторон. Но я, чуть смещаясь влево – вправо и уходя от их тяжёлых и не точных ударов, вонзил "фениксы"в их горло, в печень, в зубы, в нос, в пуп.
Бой тянулся не более десяти секунд.
Стонущие, орущие от боли синетатуированные дружки Нюшки пытались уползти из кухни.
Слетевший с плиты Поэт, пятясь в сторону коридора, нарочито гордо и властно крикнул:
– Давай побазарим по – понятиям!
Я прыгнул на Поэта и вонзил носок кроссовки ему в пах. И тут же ударом кулака в лицо вышиб его в коридор, где стояли жильцы квартиры.
– Всем встать на колени, – спокойным голосом проговорил я и указал пальцем на двух "мочалок". – И вы, швабры, на колени!
– Женя, – забормотал Геннадий Петрович. – Это не слыханно. Это жестоко.
– Эти животные понимают только удар кулаком… А ну, вернись в кухню! – крикнул я Поэту, который на карачках спешил скрыться в толпе жильцов.
Пинками я вернул Поэта в кухню. Пердило, непрерывно пукая, испуская зловонные газы, со стоном сказал:
– Ты замахнулся на братву. Тебе будет смерть, – но едва я шагнул к Пердило, как он, нарочито весело заговорил: – Это шутка.
– Ты, швабра, – сказал я Лахудре, указывая на неё пальцем, – немедленно верни деньги Геннадию Петровичу и извинись за обман.
– У меня только на "мобильнике".
– Геннадий Петрович, назовите свой номер…А вы, животные, начинайте убирать из раковин окурки.
– Это западло…– начал было говорить Поэт, но я вновь изо всех сил вонзил носок кроссовки ему в пах.
Поэт рухнул на пол, но быстро и трудно встав на ноги, хромая, поспешил к раковине. Их было четыре. Я ждал, потому что в коридоре Нюшка должен был убирать своё дерьмо минут пятнадцать. И я не хотел смотреть на его "работу".
– Запомните, животные, "смотрящим"квартиры будет Геннадий Петрович. Его приказы выполнять неукоснительно. В кухне – не собираться. Собирайтесь у своего вожака Нюшки, пидора. Можете называть его "генералиссимусом"всех питухов.
Я не собирался говорить с жильцами квартиры, потому что все, кроме Геннадия Петровича, подстраивались под синетатуированных, "ставили"себя "крутыми", заискивали перед животными.
Когда я, Юлия и Генадий Петрович пошли по коридору к выходу, то я увидел, что Нюшка всё убрал. А сам он скромно стоял в стороне от того места, где нагадил и угодливо улыбался мне.
– Встань на колени. Извинись перед Генадием Петровичем.
– Извините меня, Геннадий Петрович, я буду всегда хорошим. Я ведь всегда был человеком чести.
Я поставил стопу ноги на его лицо, заметил, что на нём мелькнули гримасы страха и лютой злобы. А мгновенье спустя Нюшка начал ласково улыбаться. Я сказал:
– Если ты, животное, посмеешь вести себя, как раньше, я тебя найду и твой