Нет, Майя никогда бы не сказала ничего подобного. В отличие от меня, конечно.
Иванов ежится под моим взглядом.
– Я… буду вести себя потише, – обещает он.
Из меня невольно вырывается смешок.
– Нет-нет, продолжайте, – отмахиваюсь я, когда две пары глаз устремляются в мою сторону.
Гитара одиноко жмется к стенке, несправедливо выставленная за пределы нашего круга встречи добрых друзей. Я беру ее, сажусь поудобнее и начинаю медленно перебирать струны, попутно настраивая инструмент. Делаю вид, будто мне и вовсе плевать на разговор. Будто я – часть интерьера, часть гитары, и мы с ней вдвоем заменяем один полноценный магнитофон.
А с лица не сходит ухмылка.
– Как… ребеночек? – не скоро решается Иванов.
Заметно, как ему неловко. Но Майя веселеет, услышав его вопрос.
– Хорошо! Ребеночек хорошо!
Ее руки механически ложатся на живот, словно в поисках подтверждения этих слов.
– Сегодня ночью гроза была…
– Да, я знаю.
– … так он немножко брыкался. Видно, уже перенял от своей непутевой мамы страх перед громом… Спасибо, что спросил!
Я – интерьер, я не вмешиваюсь.
– И за цветы спасибо!
Иванов молчит. Смущается. Майины глазки бегают между ним и мной. В результате она просто берет печенье с тарелки.
– Скоро семь, – изрекает Иванов, разглядев среди цветочных горшков на подоконнике маленький тикающий механизм. – Майя Львовна, вам пора собираться.
Его интонация – наивная попытка выглядеть взрослым. Из меня снова вырывается смешок, но он похож на дребезжание струны, так что остается незамеченным.
А Майя и рада наконец подвести черту под этой неловкой встречей.
– Ой, правда?
Она выскакивает из-за стола так бодро, будто и не носит внутри себя головку капусты с развитым спинным мозгом. Но прежде, чем отправиться на сборы, по мне проезжает требовательный взгляд: по глазам читается – призывает вести себя разумно. Не добившись обратной связи, Майя обещает:
– Я быстро.
Нет никаких оснований ей верить. Теперь Иванов у меня в плену. И едва рыжая копна скрывается за дверью, мои пальцы замирают на струнах.
– Ну вот, настроила тебе гитару, – объявляю я и протягиваю инструмент владельцу. – Пользуйся на здоровье. Только будь осторожен. Слышал про скрипки Страдивари? Или гитару Роберта Джонсона? Порой инструменты ведут себя как одержимые, знаешь ли. Одни заставляют тебя играть до кровавых мозолей на пальцах, другие – не позволят собой овладеть, каким бы виртуозом ты ни был.
Иванов внемлет, глядя на меня сквозь колышущее воздух напряжение.
– И что ты хочешь этим сказать?
– Что, пока вы с Майей болтали, я составила диалог с твоей гитарой и выяснила: поддаваться тебе она не намерена. Ей не по душе такой хозяин.
– Опять