– Майю позови, – просит он в конце концов, насупившись.
– Не буду.
Пауза.
– Почему?
На мгновение мне даже становится его жалко: в тот момент у него голос звучит еще более расстроенным, чем гитара. Но это лишь на мгновение.
– Слушай, Иванов, вот ты зачем пришел? Знаю, знаю, ответ как бы очевиден: зачем молодому человеку в шесть утра стоять под чужим балконом с гитарой наперевес? Конечно, чтобы перебудить весь дом, ошибиться окном и не дать…
– Лиля.
На мое плечо мягко ложится теплая Майина ладонь. Оборачиваюсь.
– Не надо с ним так.
И разве я могу перечить, видя ее лицо в тот момент?
Она подходит к ограждению и, опершись на прямые руки, вдруг наклоняется вперед. Я машинально хватаю неуклюжую за локоть: если не спасу, то хотя бы отправлюсь следом. Но вниз по случайности отправляется только моя кружка.
– Леша, ты зачем пришел?!
Я вздыхаю: могла бы придумать вопрос пооригинальнее.
Иванов при виде Майи заметно расцветает, присоединяясь тем самым к букету у себя за спиной. Он делает пару шагов назад и ладонью заслоняет лицо от солнечного света, чтобы лучше разглядеть свою Джульетту.
– Майя Львовна, здравствуйте. А я вас пришел увидеть. И… это… до колледжа проводить. Можно?
– Скажи, чтобы проваливал, – бурчу я себе под нос, стоя спиной к улице, и продолжаю придерживать Майю под руку.
– Леша, сейчас шесть утра! Люди еще спят! Ты подумал о том, что можешь кого-то разбудить?
И снова пауза. Кажется, этот болван не мог себе даже представить что-то подобное. А теперь молчит, будто только что осознал собственную глупость и боится открыть рот, чтобы другие ее не обнаружили.
Майя вздыхает. Она его жалеет. Она слишком добрая.
– Ладно, поднимайся! Семнадцатая квартира, не перепутай!
Поздравляю, Майя, ты только что напомнила соседям, в какой квартире искать нарушителей их утреннего спокойствия для расправы…
Чай давно остыл, но это неважно: они оба любят холодный. У них вообще много чего общего, а мне остается лишь молча за этим наблюдать.
«Печенье в шкафчике возле холодильника», – собираюсь напомнить горе хозяюшке, чтобы ее гость не остался голодным, но сама вспоминаю, что мое рыжее чудо на седьмом месяце беременности и если может дотянуться до полки, то с огромным трудом. Правда, она все равно совершает попытку взять шкафчик штурмом, даже без моей подсказки.
– Садись, я сама.
Иванов мнется в проходе, выбирая, куда пристроить гитару. Я быстро справляюсь с язычком на упаковке печенья, высыпаю содержимое в рельефную вазочку и протягиваю Иванову руку:
– Давай.
– На.
Чуть подумав, он всучивает мне свою семиструнную подругу.
– Нет. Букет.
– А-а-а-а!
Иванов достает из рюкзака цветы с чуть помявшимися листиками. Знает, что Майя обожает тюльпаны. Только вряд ли ему известно, как она ревет – душераздирающе,