СЦЕНА 20. ЗУЕВО
БРАТ спешно собирает свои вещи для отправки в Петербург. Его приняли на службу.
АЛЕКСАНДР (сидя на подоконнике)
Ну вот, и ты, вслед за сестрой, покидаешь меня.
Поверь, это глупо – променять деревенскую свободу на духоту петербургской канцелярии. Впрочем, служба не так обременительна, как кажется на первый взгляд. Несколько лет служил я в Петербурге, но совершенно не помню, что именно я там делал.
БРАТ
Только в коллегии иностранных дел такие вольготные порядки.
АЛЕКСАНДР
Мне кажется, что твое назначение в Департамент духовных дел (хоть и иностранных вероисповеданий) – это плевок в мой огород. Назначить родного брата самого знаменитого афея России – служить по духовной части.*
Это насмешка, ей-богу! Они хотят приобщить тебя к духовному. Они хотят разлучить нас!
* Афей – это атеист.
БРАТ
Я буду тебе писать и навещать тебя.
Приеду на Рождество, потом на Пасху.
АЛЕКСАНДР
Если тебе и Плетневу удастся добыть разрешение на печать Онегина – я сочту это благословением божьим. Родного брата как-никак отдаю на заклание духовному департаменту.
БРАТ
Тише, отец услышит!
АЛЕКСАНДР
Где рукопись-то?
БРАТ
Вот она. Берегу как зеницу ока.
(достает из-за пазухи и засовывает обратно)
АЛЕКСАНДР
Отправь мне обратно с Михайлом сыра и горчицы.
БРАТ
Я запомню.
АЛЕКСАНДР
Ты все позабудешь. Да спички серные. И калоши, слышишь? Не ходить же мне по бугровским грязям босиком. Я тебе в письме ещё напомню. Как окажешься в Петербурге, все мысли о несчастном брате сразу выветрятся из твоей кудрявой головушки.
И муравьевское «Путешествие по Тавриде». И Лебрена стихи, если найдешь. И рому, слышишь. И уксусу.
БРАТ
Тогда лучше перечисли все нужное в письме.
АЛЕКСАНДР
И перстень мой, слышишь, не потеряй, шалопай. Там выпадает камень. Отнеси лучшему ювелиру, да проверь, чтобы он камень не подменил.
БРАТ
Можешь на меня рассчитывать!
АЛЕКСАНДР
Дай обниму на прощание, мой Лайон. Жду тебя обратно с отверстыми объятиями и откупоренными бутылками.
БРАТ
Я уже затвердил на память твои строки и буду повторять их в дороге: (читает, понижая голос до шепота в конце)
Простите, сумрачные сени, где дни мои текли в тиши, исполнены страстей и лени, и снов задумчивых души.
Мой брат, в опасный день разлуки все думы сердца – о тебе.
В последний раз сожмем же руки и покоримся мы судьбе. Благослови побег поэта.
СЦЕНА 21. ЗУЕВО. На следующий день
ОТЕЦ ходит из угла в угол в гостиной подле Александра, меланхолично восседающего в кресле, обращенном к Сороти.
ОТЕЦ
Александр, было бы крайне желательно, если бы хотя бы в одном из твоих последних сочинений было что-то богоугодное.
Александр