Опять – улыбка до ушей, опять небрежно роняю: «от жены…».
Ну и чудесная же ты у меня, черноглазик! Это же, как глоток воды, когда страшно устал, когда всё равно… сейчас я летаю, как на крыльях, дело кипит, всё вокруг кажется мелким, ерундовым. Здесь на судне, я могу сделать, что угодно, даже самое трудное, но вот только дни из недель выкидывать разом я пока не научился!
И это ведь сделала для меня ты, родная! Скажу по секрету: уже успел краем уха услышать, что где-то нам ещё есть почта, пришла на промысел с каким-то новым транспортом…
Ну, держитесь! Я за письма своей жены горло любому перегрызу, я их из-под воды достану! Как-то круто повернулась жизнь после твоей радиограммы о том, что у нас будет ребёнок. Думаю, уже ведь не просто ты и я, а как-то по-другому. Нам многое придётся сделать, родная, и мы со всем справимся…
Сейчас я на вахте. Мечтаю, как через полтора часа буду преображаться: сбрею пиратскую бороду, попрошу кого-нибудь из мужиков, чтобы подстригли.
Прошёл уже месяц и два дня. Остался пустяк. Целую тебя всю, всю, моя маленькая… днём держусь, а ночью, без тебя – скверно…
Добрый вечер, родная! Что ты сейчас делаешь? Смотришь телевизор или уткнулась в книжку? А я вот разговариваю с тобой…
Пишу на вахте. Три часа ночи, тишина. Темнота. Тихо жужжат приборы, за бортом невод, полный рыбы, в рулевой рубке никого нет, все спят после тяжёлой работы. Мы ждём плавбазу, подойдёт утром, будем сдавать на неё улов.
Я переделал все свои штурманские, навигационные дела, решил вызвать по рации судно, которое вчера вернулось на промысел с берегового ремонта. Вызвал, поболтал немного с коллегой, он говорит, что на плавбазе для меня есть, от моей любимой жены, из далёкого дома, два письмища!
Тут же исполнил по рубке дикий африканский танец и сразу же взялся за это письмо тебе!
Я люблю тебя, самый родной в мире девчоныш! Чуть позабыл твои руки, твоё тело… Рядом – только лицо. Милое, незабываемое, моё… Как мало мне сейчас надо: щёлкнуть тебя, шутя, по носу и со счастливой улыбкой заснуть… Только сейчас понимаю, как был раньше глуп: как должное принимал твою любовь, ласку, нежность, а сейчас дрожу над каждым твоим письмом. Добрым и родным, ищу там слова: «…люблю, люблю!».
И что было бы со мной, если бы я этих слов не находил…
Вчера, как я и ожидал, наш пьяный капитан посадил невод на скалы. Одно рваньё, рыбы нет. Он сразу же протрезвел, а когда я поднялся в штурманскую рубку на вахту, был уже нормальным и молчаливым. Медленно вытаскивали лебёдками из воды лохмотья невода, сшивали их всей командой, укладывали. Противное какое-то было состояние, я слонялся из угла в гол, хандрил.
Ты можешь представить, что наши с тобой встречные письма лежат где-то в соседних почтовых мешках неделю, а может и больше?! Рядышком… Полежат, полежат – и снова в путь. Я получаю твои ровно через месяц, после того, как ты их отправляешь. Не успеваю толком прочитать – сразу же связываюсь по рации с плавбазой.