– Я ей ничего не давал! – поняв, что дела денежные меж сестрой и братом нехорошие, открестился купец. – Ни крейцера.
– А кто же давал? – почти с угрозой выпытывал генерал.
– Друг мой, – тут Кёршнер даже руку к груди приложил. – Ни сном, ни духом. Только знаю, что деньги у неё есть. Обедала у нас третьего дня с молодым графом, на ней были новые украшения.
«Новые украшения – новые долги! Балы даёт! Дура! Наверное, уже все доходы с Грюнефельде на годы вперёд заложила, а может, и само имение продала! Да нет… Продать она его не может».
И опять боль прострелила его от левой ключицы до пальцев. Давно она его не донимала. Позабыл он про эту «радость» уже. Он стал сжимать и разжимать кулак. Архитектор безмозглый, сбежавший подлец, огромные траты, последние войны с еретиками и осада у реки, тяжкие схватки и сложные, опасные дела в Фёренбурге до этой боли его не доводили, а эта… курица… довела.
«В могилу меня сведёт! И ведь вроде и в уме ей иной раз не откажешь, и хитра бывает, и изворотлива, а уж как умеет мужам головы вскружить… Но как дело доходит до денег, так словно нет у неё ума более… Всё-таки, как ни крути, а дура и потаскуха, в хлеву рождённая, так дурой и будет до конца дней. Хоть титул ей дай, хоть в парчу золотую наряди! – он тяжело вздохнул. – Ну, если опять это проделки хахаля её…».
Генерал со всё ещё бледным лицом сжимал и разжимал кулаки, а толстый купец из огромной кровати своей смотрел на него. Смотрел с большою опаской.
– И где же она сейчас? – спрашивает наконец барон, чуть отдышавшись и дождавшись, пока сердце хоть немного успокоится. – Раз приходила к вам на обед, значит, живёт она не у вас. Или, может, в графском доме остановилась?
– Нет, не в графском, – отвечает ему Кёршнер. И то верно, ведь в графский дом, на который она имела полное право, родственнички мужа графиню с юным графом не пускали. – Сказала, что Фейлинги… Новый глава дома Фейлингов, Хуго, просил её быть его гостьей и передал ей под жильё всё правое крыло дома.
После смерти старшего Фейлинга, что отдал Богу душу два года назад от неожиданного удара в купальне, теперь влиятельную семью возглавлял Хуго Фейлинг по прозвищу Чёрный – из-за цвета его бороды, – с которым генерал был знаком шапочно. Зато пару других Фейлингов знал отлично.
– А чем та фамилия промышляет? – интересуется барон, чтобы не пришлось потом удивляться. – Ну, разумеется, кроме того, что деньги дают в рост?
– Так всем. Говорят, что начинали они с каменоломен в округе, а потом стали улицы тут мостить, до сих пор на тех подрядах сидят, так и не сдвинуть их, а ещё у них две из четырёх мельниц в городе, а ещё домов… восемнадцать, по-моему, – вспоминал купец. – Ещё лавки, уборка города, очистка рва под стенами, склады… В банках партнёрами состоят. Ничем не брезгуют, они уже лет шестьдесят в городском совете сидят. Пару раз и в городские консулы избирались.
– И с чего же это они стали так радушны к сестрице? – не понимал Волков. Он ещё с прошлых лет не очень-то жаловал эту семейку. Ну, кроме Курта Фейлинга, храброго молодого