– Ты ничего не говорил?
– Нет.
– Ты точно ничего не говорил?
– Я точно ничего не говорил!
– Ну, про желтую машину-то все-таки сказал, – примирительно намекнул дежурный.
– Да, про желтую машину я сказал.
– Она точно желтая была? Может ты путаешь, мля, может обманываешь меня, Сапожников?
– С чего мне вас обманывать. Я ж вам говорю, они приехали, с музыкой, я подошел…
Дежурный одобрительно кивал головой и что-то записывал:
– На синей говоришь, машине?
–На красной. То есть, желтой.
– Смотри мне, – строго поглядел дежурный. – Не путай! А вдруг ты наговариваешь?
– Вы чего от меня хотите-то? – Взмолился я. – Да мне вообще побоку, не хотите, не оформляйте. Ну, подрался я с ними. Дело-то молодое. До свадьбы заживет. Отпустите вы меня. Заявления мне не надо.
– Иди, – буднично согласился Фердинандыч.
– Что, можно идти? – переспросил я, не веря ушам.
– Да иди, иди. Расселся тут, со сказками своими. Службу нести мешаешь. – Дежурный уже сминал листок с показаниями, и шарил ногой под столом, пытаясь выудить урну.
Уже в дверях дежурный окрикнул:
– Эй! Сюда иди.
Я, с колотящимся сердцем, подошел к столу:
– Вещи забери.
Я протянул руку, чтобы забрать бумажник и внезапно, из разжатой ладони на стол выкатилась крупная деревянная бусина. Видимо, находясь все это время в нервном напряжении, я сжимал ее, сорванную с шеи одного из мальчиков-колокольчиков, и инстинктивно хранимую, как боевую добычу.
– Это что? – Спросил Фердинандыч с нехорошим хрипом.
– Да так…
А дежурныйуже орал, вызывая патрульных:
– В изолятор его!
11.
Изолятор обманчиво дышал тишиной. В камере, куда меня поместили, ряд сплошных деревянных нар тянулся по одной стене, и такой же, но чуть короче, был напротив. Рядом с коротким зияла в углу параша – отхожее место. Над дверью, под потолком, имелось зарешеченное окошко. Неяркая лампочка мерцала в нем как мотылек в плафоне. На нарах, укрывшись, лежали три человека. Я почесал голову, и тоже полез на нары.
Сидеть на нарах было неудобно, все болело, и я улегся, пристроившись головой на трубе, идущей вдоль стены. Едва я закрыл глаза и задремал, как жуткий дребезжащий звук разорвал перепонки. Забыв о боли, я спрыгнул на пол. Звук летал вокруг назойливой мухой, залетевшей в колокол и бьющейся со всего маху о его стены. От этого звука все плыло перед глазами, а от прыжка с нар плыл я сам. Натурально, махал руками, будто греб по воде, только это и удерживало на ногах. В глазах летали лиловые круги.
Звонок умолк, но с нижних нар раздался голос:
– В рот-компот! Какой чудак лег башкой на трубу? Я сейчас ее кому-то в жопу запихаю!
Чьи-то шаги зашаркали в мою сторону. Я повернулся на звук и выставил вперед руки. Будто это могло меня защитить.
– Че ты сушенки растопырил, – послышался тот же голос, но уже рядом. – Ба, какие люди!
Зрение возвращалось, и в тусклом свете уже различался силуэт.
– А