горизонта, окрашивая воду в цвет венозной крови. Лес на том берегу потемнел, нахлебался тенями, строго смотрел с противоположного крутого берега, оберегая свои тайны. Под моими подошвами хрустел светлый песок узкой полосы пляжа, я подошёл к самой границе воды, в лицо пахнуло сыростью и запахом ила. Мне надо было туда – миновать на пароме реку и по дороге, в горочку, через лес к Верней Залихани.

      – Милок, а милок, помоги, не откажи бабушке, – сзади меня раздался поскрипывающий, причмокивающий голос.

      Я, обернувшись, обнаружил стоявшую в трёх шагах от меня бабку – чуть сгорбленную, с белым платком на голове и кривой клюкой в руке, в темном платьице. Лицо вроде не старое, даже румяное, но у глаз глубокие лучики морщин и коричневый от загара лоб – весь в крупных складках. А глаза у старушки были круглые, светлые, неправдоподобно прозрачные. Двоякое впечатление. И откуда она взялась, подобралась так тихо, что я и не услышал?

      – Что вам?

      – Да вот, пойдём, покажу. Пойдём вон туда, – и клюкой тычет немного вправо от моей машины.

      Я, кивнув, иду следом за быстро семенящий впереди старушкой, стараюсь не отставать, а то уж больно она резво взяла со старта в карьер, не ожидал. Идти пришлось недолго. Миновав пригорок, старушка привела меня на мест… к гробу. Да, к гробу, который стоял в тени холма, загораживаемый им от солнца и любопытных взоров.

      – Это что? – удивился я.

      – Ну что же ты сам не видишь? Гроб.

      – Да вижу я, что гроб. Я не понимаю зачем…

      – Понимаю. Не бойся. Тебя же Данилой зовут?

      Вот теперь я совсем потерялся – а откуда бабка моё имя-то знает? Спросила и в глаза заглядывает, смотрит пристально, не мигая.

      – Ну да, Данилой. А откуда вы…

      – Знаю, знаю. Ты же к Мышевым едешь, на тот берег?

      – Еду, – буркнул я.

      – Я им покойничка везу. Беда у них приключилась – брат матери Всеволода умер, а забрать было некому, вот как бывает. Ему быстрее надо на ту сторону перебраться, до заката. – Что? Как? Я ничего не понимаю, и потом, что за странное выражение «покойничка им везу», не покойника, а покойничка, и везу… На чём везёт-то, на горбу своём, что ли? Гроб на горбу.

      – Не понял. А кому надо перебраться-то?

      – Как – кому? Да дядьке Всеволода – вот он, в гробу лежит.

      – А-а, – протянул я, хотя по-прежнему ничего не понимал. – Так что же вы от меня хотите?

      – Возьми его с собой, отвези домой к Мышевым, а уж они о нём позаботятся.

      – Ну хорошо. Только почему Сева сам-то за ним не приехал?

      – Не знаю, милок, ничего не знаю. Спаси тебя бог… Подгоняй машину, что ли.

      Пришлось просить людей, стоявших в ожидании парома, помочь мне гроб погрузить в кузов. Мужики оказались отзывчивыми и с охотой согласились. Пока гроб поднимали, ставили в кузов, бабка куда-то делась, а когда закончили появилась вновь – с перекинутым через плечо мешком и корзинкой в руке. В мешке оказались какие-то вещи, нога бычка, четыре круглых каравая чёрного