– Да еще при прошлом Герцоге. Дааро-то лет двадцать как правит. До него отец его был, Лиисо.
– Святой Лиисо?
– Нет, еще не вызрел он, не вышел. Ждем мы, – просто ответила женщина. Хоть что-то было тут как у других – Святой вызревал в глубинах Земли, обретал могущество, возвращался – на радость людям. – Вот как выйдет, мы хоть все дела наши за столько лет справим. А то без благословения же не святовать, ни оженить никак.
– А других Святых тут нет?
– Не положено нам. Нам, Забытому народу, Герцог поставлен, а Святые тут бывают всего ничего, недолго, пока не уходят наверх. И бывает их всего и ничего – мы же все грешные, забытые, Святым только Герцог и встанет после смерти.
На взгляд Мойры это звучало ужасно – как же можно жить без Святых?
В их бесконечной памяти хранилось, кто кому кем приходится, кому можно женится, кому нельзя, какими именами кого святовать, кому какая работа больше подойдет. Они же собирали налог, распределяли работы и наделы, рядили суды, мирили поссорившихся. А здесь, получается, все вот это, да еще остальные дела, которые никто не отменял, полагалось делать людям с самим с помощью одного только Герцога?
– А как же в остальное время-то? – нерешительно спросила Мойра.
– А, как-то живем. Детей, конечно, никто не святует, но у нас и мало их, детей-то. И женить некому, так живем, с Герцогским разрешением. А уж хоронить-то мы привычные и сами, тут сама земля всех забирает, стоит только умереть. Жадная она, Герцог говорит, баламутная. До плоти охочая, потому как близко основание Небесного Шпиля, и здесь власть Императора громче призывает всех, и мертвых, и живых.
– Я ничего не понимаю, – пожаловалась Мойра.
– Да ты поживи тут немного, дай себе время. Постепенно и все поймешь. Может, правда, и не так, как понимают всякие высоколобые мудрецы, но нутром, нутром ты поймешь.
Глава 19
Олух, Святой Улхо, оставался при ней. Местный кузнец выдал ему полированную и сплющенную крышку от кастрюли на цепочке, и Олух довольно нацепил ее на грудь, позволив Дионе забрать многострадальную сковородку, только вот ничего нового после этого узнать не удалось. Олух мог отвлеченно и многословно рассуждать на тему греха – но когда речь заходила о том, что же он, все-таки, такое, кто он, все-таки, такой, и какого-такого ему надо, он повторял одно и то же.
Его слова о том, что он такой Святой, который пришел, чтобы защитить Мойру, совершенно не соответствовали истине своими фактами, но он, кажется, считал это за чистую монету. Слово его самого как-то удачно обманул, потому что – Мойра знала это сама, а тут ей и подтвердили более опытные люди – что мертвые не врут. Уходить от ответа – могут, врать – нет. И Диона, например, считала, что Мертвый Герцог поступает так же – по личному выводу или под каким-то интердиктом – не понятно. Но на вранье он не был пойман ни разу – ни он сам, ни кто-то из его предков.
Но, так или иначе, но Мойра немного привыкла. Ее главной мечтой все равно оставалось