Но оказалось как-то по другому, и в этом другом Мойра уже и не чаяла разобраться.
Глава 13
Второй допрос понравился Мойре еще меньше, чем первый.
В первом хоть и не было ничего хорошего, но все понятно: важный дяденька из Стражи на нее кричал, стучал по столу кулаками, наклонялся вперед, брызгая слюной и без конца спрашивал – каким таким образом она заставила помощника посланника Даэризеша прикончить себя одним махом. Мойра в ответ плакала, сжималась, втягивала голову в плечи и твердила раз за разом, что ничего она не делала, что они просто говорили об обычаях его родины, и где можно здесь испросить прощения за ее грехи?..
Это было, по крайней мере, хоть немного понятно, хоть и страшновато.
А второй допрос и допросом нельзя было назвать, потому что ее никто ни о чем не спрашивал. Четыре крепкие немолодые женщины под предводительством Святого в подземном неуютном зале ни о чем ее не спрашивали, нет. Они раздели ее донага, осмотрели придирчиво все тело, от и до, залезли и заглянули даже в неназываемые места, что-то проверяя, а потом тут и там иглой в нее потыкали – больно, до крови. А дальше и вовсе незнамо что началось.
Держа ее за руки и за ноги, женщины привязали ее к жесткому столу, и стали греть жаровню.
– Что вы делаете? Зачем? Что вам от меня надо? – раз за разом продолжала спрашивать их Мойра, но они только переглядывались и кивали друг другу.
– Я ничего не делала.
Жаровня раскалилась добела, и разогревавшееся на ней тавро, похожее на тавро для скота – тоже. И от того, что Мойра хорошо знала, зачем нужно тавро, она боялась еще пуще.
– Что вы собираетесь делать?
Впрочем, это понятно было даже ей, и внутри у нее все холодело от страха.
– Святушки мои, Небо Святое, Земля Святая, помилуйте! Ничего я не делала против посланника, не злоумышляла, нет!..
Одна из женщин надела плотные варежки и взяла в руки тавро, и остальные вцепилась с разных сторон в Мойру, чтобы она не дергалась.
– Святушки мои, невиновна я!! – взвыла девушка, и раскаленное тавро коснулось ее кожи в первый раз.
Сначала боли как будто и не было, но потом она враз стала обжигающей и острой, и пронзающей так, словно ничего уже нельзя было исправить. Горько и сладко запахло паленым, и хуже всего было осознавать, что это был запах от ее собственной плоти.
Мойра завыла.
Тавро отнялось, оставив больной след, и вжалось в нее снова.
– Невиновна! Вот те свят! – закричала девушка. Ничто в ее жизни не готовило ее к тому, что сейчас происходило, ничто не могло подготовить – такого никто не ждет, никогда.
Мойра дергалась и кричала, и над ней плыли бесстрастные лица ее мучительниц, и иногда