Шли они, как он и сказал, куда медленней, чем могла бы Мойра одна, но, будь у нее снова выбор, она поступила бы точно так же, потому что в присутствии Святого она чувствовала себя куда больше в безопасности – особенно после того, как он одной рукой разогнал жуткие незримые тени в деревне. Поэтому Мойра, ничуть не жалуясь, толкала по дороге тачку, на которой восседал Святой, и только радовалась этому. На тачке они порешили вдвоем – оба быстро смекнули, что Святой и десятой доли пути не пройдет до Святого Престола, как просто развалится на мощи, скотины никакой в деревне не осталось – а вот крепкую еще тачку в хозяйстве стариков найти удалось. И хоть Мойра и сомневалась немного, что такое, может, не подходит Святому, Святой Гаало лишь коснулся ее лба рукой, утихомиривая.
“Святым пристала кротость”, – сказал он. – “Пристало смирение внутри. А богатство снаружи нужно смертным, чтобы уважать и понимать, что за нами суть власть не от мира сего, а от Святого Неба и Святой Земли”.
Мойра об этом никогда не задумывалась – она просто привыкла, что самые роскошные уборы, самые дорогие одежды всегда были у Святых, и, к примеру, если брали драгоценный отрез красивой ткани, то больше половины шло на новую мантию или рясу, на новый плащ или головной убор для одного из Святых. У Святого Томо было несколько клобуков, на которые деревенские старательницы заботливо перенесли вышивки с прошлых, изношенных. Некоторые вышивки были, наверное, ровесниками Святого Гаало, настолько старыми они были – но все бережно хранились, подновлялись и чинились, потому что новые у столичных мастериц стоили огого сколько, а своими не слишком-то роскошными работами женщины Пречистого только повседневные да рабочие наряды Святых решались украшать. Дед рассказывал, что многие Святые в богатых, больших селах и городках и митры имели, и витиеватые короны. Так вот, у Святого Гаало была митра – когда-то роскошная, но теперь поблекшая, и расшитый золотом плат спускался на костлявые плечи, укрытые мантией из вытертого красного бархата. Его деревня когда-то была, видимо, очень богата.
Пару раз на дороге их догоняли и обгоняли селяне на телегах, торопящиеся по своим делам. Они все, поравнявшись с ними, останавливались, подходили на коленях, испрашивали благословения. И каждый уточнял – не подвести ли. Два раза Святой Гаало, благословив, отказывал, узнав, куда лежит их путь, а с третьей телегой они с полдня проехали вместе, только после полдня спустившись и продолжив брести сами. Крестьяне, подвозившие их, благоговейно молчали всю дорогу, даже песни бросили орать и прибаутки, а Мойра, которой не интересны были ни беседа, ни молчание, весь путь прокемарила – и очнулась носом в пыльный бархат на коленях Святого Гаало, от мягкого постукивания по лбу, уже почти привычного.
На этой развилке крестьянам было на большую ярмарку – налево, а им двоим – дальше, к Святому престолу, так что они сошли и двинулись неспешно дальше – Святой Гаало утешил Мойру, что, дескать, скоро уже должен быть постоялый двор – испокон веков они примерно в дне пути друг от друга на тракте и вставали, иначе